Из меди и перьев

Элииса

– Мне кажется, о нас должны доложить, – проговорил Микаэль, заглядывая внутрь старинной вазы и зачем-то громко дуя туда. – Иначе я не согласен.

– Поставь вазу на место, иначе я тебя выгоню.

– Неужели ты собираешься выкупить весь дом со всем барахлом? – он все вертел в руках то вазу, то горшки с цветами, то прочие безделушки с комода.

– Да, это будет подарком Сольвег. Но жить мы будем в моем доме.

– Получаешь и невесту, и дом. Кто-то явно все рассчитал.

– И весьма успешно, смею заверить.

– Ты невыносим, – уверенно заключил Микаэль и почти уронил тяжелый подсвечник на пол.

Хлопнула дверь, и оба они обернулись. В дверном проеме стояла красавица в зеленом платье из тончайшего шелка.

– Эка вырядилась, – пробормотал Микаэль. – Вроде и не бал, и не званый ужин.

Сольвег сощурилась и прикусила от досады губу. Южанина она явно не ждала и изо всех сил удерживалась, чтобы не швырнуть ему чем-нибудь в голову. Она была младше Эберта лишь на полгода, а потому уже начинала ощутимо паниковать, что ходить ей в девицах до конца ее дней, так как претендентов на руку и сердце обнищавшей красавицы было не много. Да и слава о ее характере шла впереди нее. Эберт встречался с ней раз семь, да все при свидетелях – уж волю себе она не давала, а к слухам он редко прислушивался. Партией своей рыцарь был явно доволен – что плохого в красавице-жене, а Микаэль не очень умен и просто завидует.

– Сир Эберт, – проворковала Сольвег низким и томным голосом. – Я не ждала сегодня тебя.

Слух неприятно резануло привычное «сир», разбередило старые нелепые мысли. «Отчего бы… – подумалось ему. – Отчего бы мне до сих пор не смириться с тем, что никакой я не рыцарь и не был им никогда.»

Он шагнул к ней, взял ее худую тонкую руку, почтительно поднес к губам.

– Доброго дня тебе, Сольвег. Ты прекрасна, как и всегда.

Та кокетливо прищурилась, улыбнулась, блеснули мелкие острые зубки.

– Ниле? – она обернулась к Микаэлю. Всю ее доброжелательность точно ветром сдуло. – Отец ожидает тебя в кабинете. Не заставляй его ждать тебя, уж прошу.

– Неужели он так спешит отдать мне заем, которому уже год без месяца, – съехидничал Микаэль. Подбросил в воздух виноградинку и поймал ее губами. – Не кривись, Сольвег, ладно, иду я, иду. Будто первый день меня знаешь.

– Не первый, и сожалею о каждой минуте, – сладко улыбнулась красавица. От такой улыбки, относись она к нему, любой бы повесился, но тот лишь усмехнулся, отвесил насмешливый поклон и скрылся за дверью.

Сольвег повернулась к рыцарю, слегка тряхнула кудрями, в ее ушах зазвенели крупные жемчужные серьги. Наверняка они тоже заложены. "Слишком большие, – нелепо пролетело у него в голове. – Как они еще не оттянули ей уши до самых плеч."

Она шагнула ближе и широко улыбнулась.

– Ну что же, сир Эберт, мы наконец-то одни.

"И очень напрасно, – снова подумалось рыцарю. – Бессмысленно и нелепо. Потом еще объясняйся с ее отцом. К чему подобная глупость?"

Он с недоумением смотрел на невесту. Она, безусловно, красавица. Да любая бы удавила за эти черные волосы по плечам, за этот жгучий взгляд болотно-зеленых глаз и за гладкую белую кожу, в этом сомнений не было. Да, она его невеста, отец мог выбрать и что похуже. Только вот это – всего лишь сделка, и он спасает ее семью от банкротства. Друг другу они чужие, да и Сольвег не глупа, знает это. Видит она свою выгоду, в этом Эберт не сомневался. Для нее он такой же способ добиться комфортной жизни. Она знает это, не может не знать, как и то, что он наслышан о ней и не мало, весь город судачит. Он знал, что она взбалмошная, что злопамятна и капризна. Что когда отец сослал ее в деревню, не в силах выносить ее выходок, соблазнила сперва одного отцовского соглядатая, затем второго, затем садовника – и все чисто со скуки. От желания посмеяться и досадить. Чтобы каждый знал, что в этом доме, в этом городе – ей позволено многое. Они оба давно взрослые люди, оба лишены сантиментов. Брак двух умных людей может быть очень неплох, так к чему этот фарс?

Красавица подошла ближе. От нее пахло чем-то сильным. Терпким и пряным, как пахнут мази на мускусе, духи из дальних восточных стран, в которых никто не бывал, только слышал где-то мельком из чужих разговоров. Этот запах завораживал, кружил голову, но не волновал. Ни капли. Эберт смотрел на серебряные шпильки с мелкими камешками в ее локонах, вдыхал их аромат и понимал, что ему ничего больше не хочется, как всего лишь стакана холодной воды да просто вдохнуть свежего воздуха, от которого не щекочет в горле. Она взяла его за руку, провела тонкими пальцами по тыльной стороне ладони. Он еле сдержался, чтобы не выдернуть руку. Она его невеста, повторял про себя рыцарь, невеста, знатная дама, да и просто женщина. Что бы она ни задумала, оскорблять ее будет недостойно, да и что ей говорить он в общем-то понятия не имел. Он почувствовал, как чужая рука уверенно легла ему на шею, притянула вниз и через секунду обнаружил, что его жарко целуют. Он дернулся, резко поднял голову и удивленно посмотрел на нее. Та легонько облизала нижнюю губу, улыбнулась.

– Сольвег?.. – он старался, чтобы голос был ровным и спокойным и не выдавал удивления, овладевшего им. – Сольвег, ты это серьезно?

– А что, я не могу поцеловать будущего мужа? – она зажмурилась, как кошка, и положила руку ему на талию.

«Вообще-то не можешь», – подумалось ему, и он вежливо, но уверенно убрал ее руку.

– Сольвег, не мне тебе объяснять, что это брак по расчету. Ты ведь умная женщина, – он склонился к ее уху. – Я не тот из твоих милых бывших знакомых. Попытаемся друг друга уважать, и, возможно, мы сможем поладить. Пригладь перышки и будь просто прекрасной. Поверь, это я замечаю.

Он не замечал, и это тоже он знал.

Он почтительно взял ее за руку, целомудренно поднес к губам и мельком заметил в ее глазах плохо скрытую ярость.

Дверь скрипнула, вошла служанка с водой для цветов. Оба резко обернулись, отпрянули друг от друга. Девушка вздрогнула, и вода из кувшина слегка залила ковер.

Сольвег выдернула свою руку из пальцев Эберта, будто и не было ничего. Подошла к служанке, наотмашь ударила ее по щеке. Девушка вскрикнула и уронила кувшин.

Хлопнула дверь и только мелькнул зеленый подол платья его невесты.

– Я что-то пропустил? – голова Микаэля выглянула из приоткрытой двери. – Почему твоя благоверная вылетела отсюда, как оса из гнезда? В общем-то, она и есть оса, но все равно интересно.

– Служанка разлила воду, – ответил Эберт. – Сольвег на платье тоже попало.

Другу знать истинную причину совсем ни к чему. Девушка закрывала покрасневшую щеку ладонью и хныкала.

– И она ударила это невинное дитя! – Микаэль возмутился. Он широким шагом пересек комнату и крепко обнял пострадавшую. Та даже плакать перестала.

– Господин Ниле, что вы, позвольте, – лепетала она, пока Микаэля все охватывал гнев праведный.

– Это переходит все границы, мой дорогой, – разглагольствовал он, и рыцарь с тоской понял, что тот еще долго не будет молчать. – Когда страдают вот такие прекрасные невинные создания, то небеса плачут и все ангелы на них тоже!

– Прям все?

– Все! – отрезал Микаэль, не заметив издевки и продолжая прижимать служанку к своему плечу.

– Микаэль?

– Что?

– Девушку-то отпусти. А ты ступай и не держи обиды на свою госпожу. Ты тут совершенно не при чем.