Из-под самана
Шрифт:
— Переоденьтесь в военную форму.
— Сейчас конкретно скажу, кто к какому колодцу должен идти. Мы уже направили к стоянкам милиционеров.
— Прятаться на стоянках запрещено, надо вести постоянное наблюдение и проверку.
* * *
Басар был суеверным.
Пробираясь сквозь выжженные солнцем растения, он шел по пустыне и угнетенно думал:
«От двух бед ушел. Говорят, что после третьего ра« за — пусто»...
Он считал, что первая беда — это история с пистолетом, когда он по собственной неосторожности дал его выкрасть мальчишке.
Вторая напасть — окружение его в районе спрятанного груза.
Он благополучно отделался от этих бед и ждал теперь третью.
Диверсанта все время мучили на каждом шагу безответные вопросы, и тревога его росла:
«Ведь в Туркмении, оказывается, нет никаких мятежников. Зачем же немцы выдумали, что здесь идет борьба с большевиками? Если они хотели погубить нас, то зачем нужно было делать им такие большие расходы по переброске нас сюда?»
Ответа не было.
— Для меня остается только один выход — быстрее убраться отсюда и благополучно вернуться домой, за границу, — продолжал рассуждать Басар.
Пройдя еще немного, он решил:
— Нужно пойти к стоянке какого-нибудь пастуха и постараться раздобыть верблюда, запастись продуктами и водой, — и можно спокойно отправляться в путь. Ну, а границу мне переходить не впервой. Уж постараюсь не попасться им в руки.
Басар был вынослив, но все равно очень устал. Ему хотелось пить, от жажды пересохло во рту и потрескались губы.
Он нарушил «закон пустыни» — не выходи в путь в жару днем. Но у него не было другого выхода.
Он должен был издали изучить стоянку пастуха, я которой направлялся, чтобы удостовериться, что там нет опасности, и потом уже прийти к пастуху днем либо ночью. Кто знает? Возможно, его уже ждут, чтобы взять.
Расположение колодцев Басар знал еще издавна. Он помнил, где они располагаются вдоль дороги, по которой он шел.
Один колодец должен был быть слева, и еще два других — справа от дороги, недалеко друг от друга. Расстояние между колодцами, как ему помнилось, было незначительным.
Других колодцев, вырытых в округе после тридцатых годов, Басар не знал.
В полдень Басар вышел к бугристому полю саксаульника. Отсюда хорошо была видна стоянка пастухов. Около водохранилища стояла ветхая хижина.
Ближе к Басару мирно отдыхала отара. Здесь же лежал на брюхе верблюд и дремал, вытянув длинную шею на горячий песок. Иногда он лениво бил хвостом по земле.
Собак возле стоянки заметно не было.
Басар достал бинокль и долго наблюдал за пасту-шечьим очагом, где в золе выпекался чурек и кипел кумган.
Эшшиев вздрогнул: из хижины вышел милиционер, прикрыл глаза рукой и стал оглядывать окрестности. Затем снова вернулся в хижину.
Диверсант, словно ужаленный, отскочил назад, пригнулся и стал рассматривать в бинокль стоянку пастухов, которая находилась возле второго колодца.
Он пришел в страшную ярость, когда разглядел около стоянки пастухов двух оседланных лошадей.
К вечеру, вконец измучившись, Эшшиев довольно близко подошел к третьему колодцу. Засев среди густых зарослей тростника, он принялся пристально рассматривать стоянку.
Близ колодца, кроме суетившегося старика, никого не было видно.
Неподалеку от старика валялся в пыли осел, почуявший вечернюю прохладу.
Старик бестолково метался то туда, то сюда. Наконец, закончив приготовления, он поднял осла, оседлал его и поехал прочь от стоянки.
Басар, срезав путь, пошел ему навстречу. Увидев измученного путника, старик, уже успевший подняться на бугор, усеянный гормолой, остановил осла.
— Салям-алейкум, отец! — слабым голосом поздоровался Басар, глотая слюну.
Старик, пристально посмотрев на него, ответил!
— Алейкум-эссалам! Это ты, Меред?
— Я не Меред, отец.
— Кто же ты?
— Я из соседнего района. Потерял своего верблюда, вот ищу его. Был у меня еще и конь. Но когда я задремал, он развязался и убежал, — лгал Басар.
— Да, плохи твои дела. Значит, ты сильно устал. Иди пока к стану.
— А ты куда?
— Пойду и приведу кого-нибудь из соседней стоянки. Бадья оборвалась и упала в колодец. Воды нет ни глотка. Скоро приду. Пока стадо придет, нужно набрать воды в хранилище, — сказал старик, собираясь пришпорить осла.
— Зачем же вам приводить кого-нибудь из другой стоянки? Я сам спущусь в колодец и привяжу бадью к канату.
— Колодец очень глубокий.
— Не страшно.
— Справишься ли ты?
— Справлюсь, отец. Это для меня не в новинку.
Старик засомневался, но все же повернул осла назад к колодцу. Басар направился вслед за ним.
Закрепив канат вокруг талии Басара, старик опустил его в колодец.
Через некоторое время снизу раздался голос Басара:
— Все. Тяните!
Старик несколько раз потянул канат, отпустил его. Потом, нагнувшись, крикнул в гулкий колодец:
— У меня не хватает сил вытянуть тебя. Подожди, сейчас прикреплю канат к верблюду.
Старик пошел к верблюду, но по пути он поджег приготовленную кучу сухого навоза. Густой дым поднялся кверху.
Пока он прикреплял канат к верблюду; к стану подъехали двое военных. Они жестом поздоровались с аксакалом и встали наготове около колодца.
Старик, перебросившись несколькими словами с находившимся в колодце Басаром, стал водить верблюда. Канат натянулся как струна.
Когда верблюд дошел до разворота, из колодца показалась голова.
Басар, задыхаясь, глубоко дышал. Он ухватился, чтобы вылезти, за край колодца, но его подхватили военные, и вытащили наверх, словно ребенка.
Эшшиев душераздирающе закричал и стал вырываться, но руки, державшие его, ни на мгновение не ослабляли хватку.