Из праха восставшие
Шрифт:
– Да ты что? – крикнул греческий хор. – Она же там! Направьте его, кто-нибудь! Кто при его ногах? Билл? Питер?
Прадед распахнул дверь купе, вывалился в коридор и совсем уже хотел броситься в пролетающие мимо подсолнухи, когда мерзкий хор, напиханный ему в рот, возгласил:
– Замри!
И он послушно, как ребенок, замер.
А потом, помимо своей воли, встал на ноги, вернулся в купе и упал девушке на руки, потому что поезд влетел на очередной поворот.
– Извините! – воскликнул
– Извиняю, – улыбнулась девушка.
– Вы только не подумайте, я ничего такого! – Прадед горестно плюхнулся на сиденье напротив нее. – Ч-черт! Тараканы завелись на чердаке!
Чтобы лучше слышать разговор, кузены прочистили его уши.
– Учтите, – прошипел он внутренним голосом, – что это вы там резвитесь, как жеребчики, а я, Тутанхамон, ушел в гробницу, на покой, когда вас всех еще и в проекте не было.
– Но… – Камерный квартет лихо крутил его глазами. – Мы сделаем тебя молодым!
Они подожгли запал в его животе, взорвали бомбу в груди.
– Нет!
Прадед дернул веревку, под ногами кузенов разверзлась черная пасть люка, и они полетели вверх тормашками в бесконечный лабиринт воспоминаний, сутолоку объемных форм, ничуть не менее живых и блистательных, чем девушка напротив. Падение длилось и длилось.
– Поберегись!
– Я заблудился!
– Питер?
– Я где-то в Висконсине. Как я сюда попал?
– А я плыву по Гудзону на пароходе. Вильям?
– Я в Лондоне, – откликнулся далекий голос Вильяма. – Боже! Судя по газетам, двадцать первое августа одна тысяча восьмисотого года!
– Сеси?! Это твоя работа!
– Нет, моя! – прогремел со всех сторон голос Пращура. – Вы все еще у меня в ушах, но живете в кусках моего прошлого. Поберегите свои нежные головки!
– Постой, постой, – вмешался Вильям, – это что тут такое? Гранд-каньон или твой гипофиз?
– Гранд-каньон. Тыща девятьсот двадцать первый.
– Девушка, и какая! – воскликнул Питер. – Вот здесь, в двух шагах!
И действительно, эта девушка была прекрасна, как весна, растопившая снега двести лет назад. Прадед не помнил ее имени, да в общем никогда его и не знал. Случайная встречная с букетиком земляники в руке.
Питер попытался схватить изумительное видение за руку.
– Прочь! – крикнул Пращур, но лицо девушки уже взорвалось миллионом искр и растворилось в полуденном воздухе.
– Вот же черт, – пробормотал Питер.
А его братцы уже шарили по углам, взламывали двери, распахивали ставни.
– Боже! – кричали они. – Вы только посмотрите!
Ибо здесь Пра-Пра-Прадедовы воспоминания лежали аккуратно, как сардины в банке, в миллионы рядов
– Дедушка, а бабушка, она о них знает?
– Ой, а тут ведь еще!
– Тысячи и тысячи!
– Вот! – Прадед сдернул покров с новой пачки воспоминаний.
В лабиринт вступили тысячи женщин.
– Браво, дедушка!
Он чувствовал, как по всей его голове, от уха до уха, четверка кузенов обшаривает города, переулки, комнаты.
А затем Джек поймал за руку одну особо понравившуюся ему девушку, благо рядом никого не было.
– Попалась?
– Идиот, – прошептала девушка. И обернулась.
В одно мгновение ее прекрасная плоть ссохлась, выгорела. Подбородок заострился, щеки ввалились, глаза глубоко запали.
– Бабушка, это ты?
– Четыре тысячи лет назад, – проворковала Пра-Пра-Пра…
– Сеси! – взъярился Пращур. – Запихни этого недоумка в собаку, в осину – куда угодно, лишь бы прочь из моей долбаной башки!
– Брысь отсюда! – приказала Сеси.
Джек пробкой вылетел наружу.
И тут же оказался в голове воробья, отдыхавшего на телеграфном проводе.
Иссохшая бабушка так и стояла в полумраке, но затем дедушкин внутренний взгляд снова одел ее в прежнюю плоть, вернул краски ее глазам и щекам. Убедившись, что теперь с бабушкой все в порядке, дедушка спровадил ее в один из садов древней – нет, юной – Александрии.
И открыл глаза.
Яркий свет на мгновенье ослепил оставшуюся троицу.
Девушка так и сидела напротив, в каких-то двух шагах.
Кузены встрепенулись.
– Дураки мы! – сказали они. – Какое нам дело до всего этого старья? Новое, оно сейчас, здесь!
– Да, – прошептала Сеси, – здесь и сейчас. Сейчас я запихаю дедово сознание в ее тело, а ее мысли и мечты – в его голову. Он будет сидеть тихо, как паинька, зато уж мы внутри порезвимся. Глядя со стороны, все будет чинно-благопристойно, проводнику ни в жизнь не догадаться. Дедова голова огласится диким хохотом, наполнится разнузданными, всякий стыд потерявшими толпами, а тем временем его собственное сознание будет надежно заперто в черепе этой прелестной девушки. Отличный способ скоротать время в поездке.