Из шотландской поэзии XVI-XIX вв. (антология)

Бёрнс Роберт

На кончину Бернса

(Послание к некоему другу)

Сколь дивна ты, шотландская свирель! О, сколько песен скрыто в тростнике!.. Трепещет упоительная трель, Звучат слова на звонком языке. Была свирель у Аллана в руке: Знаток природы и людских сердец, Он пел о всяком древе и цветке, Он пел, как Пэти мирно пас овец — И Мэгги обнимал, влюбленный сорванец! Бродить бы мне вблизи журчащих вод, Иль под ольхою нежась, птичий хор Внимать! Неспешен сельской жизни ход, Сокровища Природы тешат взор. Какой роскошный луговой простор, Как жаворонок нежит чуткий слух! Вседневные заботы наши — вздор. Беспечен, весел юноша-пастух: Здорова плоть, и в ней гнездится бодрый дух. О! Роберт Бернс, бессмертный менестрель, Был не любитель жизни городской! Его примером взял я — и досель Алкаю славы с жаром и тоской. Но кто же знал, что недалек такой Ужаснейший, непоправимый день — Что вечный к Бернсу близится покой? Страна! Одежды черные надень! Угас поэт, сошел под гробовую сень. Горюй,

Шотландия… Но, впрочем, нет! Отри слезу, расправь скорее грудь: Поэт ушел. Да здравствует поэт! Я верю: есть меж нами кто-нибудь, Кому дано бестрепетно дохнуть В нетленную шотландскую свирель — И новый Бернс на тот же ступит путь, Что Роберт Бернс прокладывал досель… О Бальфур мой! Дерзай, преследуй ту же цель! Тебя природа вдохновит, мой друг; Ты нашу лиру посрамишь едва ль! Пускай рыдают нынче все вокруг — А ты уйми тоску, смири печаль, Прославь страну свою и вширь и вдаль! Чтоб гордым был по-прежнему народ, Чтоб души стали чище, чем хрусталь — Пускай вовек поэзия живет, О, пламенный творец и честный патриот!

На посещение домика, в коем родился прославленный Роберт Бернс. Писано осенью 1799 года

Обветренный, убогий дом!.. Но в нем великий наш поэт, Шотландский гений, в первый раз Открыл глаза, увидел свет! Кудесник Бернс! Впервые здесь К тебе наитие сошло; И получил ты свыше, бард, Непогрешимое стило. Слетает наземь желтый лист, Царит осенний хмурый дух. Но лавр, тебе врученный встарь Шотландской Музой — не пожух. Поэт гляделся в светлый Дун, В широкий ток журчащих вод, И пел: «Беднягу зришь ли ты, Что вдаль бредет и слезы льет?» [4] И у хрустальных этих волн Досель растет невдалеке Ольха — любили Роб и Джин Сидеть под ней, щека к щеке. В июльский зной среди холмов Бродил поэт, любивший тишь; А после пел на берегу Про маргаритку и про мышь. Бессмертен стих его литой! А сердце замерло в груди, И над могильною плитой Шумят осенние дожди… Ушел поэт, ушел навек В иной, непостижимый мир… Сама Природа слезы льет: «Шотландия, где твой Шекспир?»

4

Слегка измененная цитата из стихотворения Роберта Бернса «Жалоба». — Прим. переводчика.

Прощание с Айрширом

Край печальный, край счастливый, Незабвенный тихий край! Край печальный, край счастливый, Говорю тебе: прощай! Славный Дун в лучах заката Вдаль стремится — светел, тих… Подле струй твоих когда-то Сочинил я первый стих. О, прощай, приют влюбленных Средь густых плакучих ив! О, прощай, простор зеленых, Радостных лугов и нив! Други! В памяти храните Расставанья горький час. О, как больно резать нити, Что давно связали нас! Други! Не могу иначе — Ухожу… Скажу всерьез: Много ль толку в вашем плаче? Я не стою ваших слез. Край печальный, край счастливый, Незабвенный тихий край! Край печальный, край счастливый, Говорю тебе: прощай!

Томас Кэмпбелл

(1777–1844)

Ода памяти Бернса

(Писана в 1815-м)

Ты вознеслась, душа поэта — Чредой бессмертных песнопений Заоблачную полнить высь! Но днесь покинь обитель света И к нам спустись, крылатый гений, — И здесь на торжестве явись! Любые ссоры да раздоры, Как демоны от слов молитвы, От песен Бернса мчатся вон! Восславил он леса и горы, И восхвалил былые битвы, И пиршественных кубков звон! Любовь он пел — резвясь, играя: Смятение души и тела, Нежнейший, благодатный жар! Дитя утраченного Рая — Любовь! — о, как ты уцелела, Неотнятый небесный дар? А кто не помнит строк щемящих О милой — и умершей! — Мэри? Как пусто без нее в глуши Лесной, — как неприютно в чащах!.. Рыдайте, если вы не звери, У коих нет людской души! Он пылко утверждал, и гордо: «Никто не должен быть унижен Вовеки, молния и гром! Ужель сельчанин хуже лорда?» И благородной бедность хижин Казалась под его пером! Не у его ли колыбели Стояла невидимкой лира, — И заводила Муза речь О духах ливня иль метели, О голосах иного мира, И о героях древних сеч? Пространным Баннокбернским лугом^{*} Проходит юноша-оратай И шепчет Бернсовы слова, Взрывая почву тяжким плугом… Трудись! А будет нужно — ратуй! Честь предков доблестных жива! Изгой шотландский, на чужбине Творенья Бернсовы читая От Каледонии вдали, Не забывает и поныне О прелести родного края, О радостях родной земли. И даже в джунглях на привале Твердит его стихи служивый! Шотландский воин вспомнить рад, Как ливни дома бушевали, Как ветерок витал над нивой, Как низвергался водопад. Зовет Поэзию презренной, Шипит: «Зачем забава эта?» Философ-материалист. Но жизнь покрыта грязной пеной — И лишь старанием поэта Поток житейский станет чист. Сколь часто

песни говорят нам: Священные родные стяги Пора вздымать — зовет война! И в сухопутном поле ратном, И средь морской соленой влаги Так песня храброму нужна! Вот над геройскою могилой Слова и залпы отзвучали, А дальше — недосуг и лень Скорбить… Но с вящей, вещей силой Поэт, исполненный печали, Восславит доблестную тень! Пал Эдвард^{*} мой, храбрейший воин! О Бернс! Не гневайся, не сетуй На то, что в песне о тебе Мой друг помянут! Он достоин Хвалы. В строфе, любовно спетой, Он жив наперекор судьбе! Великий Бернс! Равно ты дорог И селянину, и солдату, И мудрецу, и простаку — Лишь негодяю вечный ворог… Прими бессмертие, как плату За каждую свою строку! Ты жив, пока щебечет птица, Пока ручьи журчат по чащам, Пока гроза гремит в горах… И кто посмеет не склониться Перед надгробием, хранящим Бессмертного поэта прах?

Гью Эйнсли

(1792–1878)

Сбирайся живее!

Ты ль не любишь, милашка, Холмистых земель, Где поет на просторе Пастушья свирель? Солнце светит вовсю, Воздух чист и горяч. Сбирайся живее — И на-конь, и вскачь! Ты ль не слышишь, милашка, Щегла и дрозда? Не тебя ли зарянка Зовет из гнезда? Не к тебе ль ковыляет Напыщенный грач? Сбирайся живее — И на-конь, и вскачь! Ты ль не помнишь, милашка? — Над светлым ручьем, Одинок и уютен, Возвышается дом… Нет, не скроешь румянца — И взора не прячь! Сбирайся живее — И на-конь, и вскачь!

Домашний очаг

Идем пылающий рассвет Встречать на берегу; Благоухающий букет Сбираем на лугу; На сеновале спим подчас, А иногда в стогу, — И тем сильнее тянет нас К родному очагу! Люблю глядеть на облака И радугу-дугу… Травинку, пташку и зверька Люблю и берегу! А вечером всего милей В приятельском кругу — Пора вернуться из полей К родному очагу!

Шальные дни^{*}

«— Ребятки, вот уж полночь бьет, И честной повсеместно храпит народ! Говорю вам опять: По домам — да и спать!» Не внемлют ребятки — ватага пьет: «— Утихни, пустомеля Кэт! — Налей-ка нам сызнова эля, Кэт! Да неужто же нам Разбрестись по домам? Наступила шальная неделя, Кэт! Ужель не вдоволь припаса, Кэт? — Нынче пьем до рассветного часа, Кэт! Нынче наша пора! Мы гульнем до утра! Эй, пива живее! И мяса, Кэт! — Что ни день — забота: работа, Кэт; До седьмого трудимся пота, Кэт. Ох, пора отдохнуть Хоть зимой, хоть чуть-чуть! — И нынче нам клюкнуть охота, Кэт. — Наполни кружки снова, Кэт! Неси на закуску мясного, Кэт! Ай да радостный пир! Покинуть трактир Грешно было б — честное слово, Кэт!»

Прощание со страной Бернса

Я опять говорю «прощай», И гляжу, не скрывая слез, На любезнейший сердцу край! Не шутя повторю, всерьез: Я душой в эту землю врос… Грустный голос холмов и рек, И ветров, и рассветных рос Нынче внемлю: «Прощай навек!» Час прощания столь тяжел! Понимаю, надежды нет: Не вернуться в шотландский дол, Чтобы алый встречать рассвет! Здесь роскошен весенний цвет, Здесь веселый журчит ручей… Нынче будет последний спет Гимн отраде моих очей! Ты прекрасней всех прочих стран, Расставаться с тобой — беда! Знаю: тает в горах туман, Иссякает в ручьях вода, Гибнут замки и города… Но возлюбленный окоем Не изменится никогда — Он бессмертен в сердце моем!

Строки, сочиненные по случаю годовщины со дня рождения Бернса

Написано поздним вечером, на горном перевале у Вермонтской границы

Когда я славил в прошлый раз Бессмертного поэта, Сверкало солнце, как алмаз, — О, сколько было света! Теперь пою в чужой земле… Здесь тучи низки, серы, Здесь укрываются во мгле Чащобы и пещеры. Не внемлю дружественных слов, Не слышится привета. Январский мир весьма суров, И далеко до лета. До поднебесья восстают Верхи мохнатых кряжей. Природа! Ты предстала тут Угрюмой, дюжей, ражей. Но вспомню Бернсову хвалу Приволью и безлюдью — И дышится в моем углу Медвежьем полной грудью! Здесь, в чужедальней стороне, — Простор людскому праву; И Бернсу этот край вполне Пришелся бы по нраву! За Бернса пьют шотландцы днесь Вино из полной чаши. И гордостью — и там, и здесь! — Пылают души наши. 25 января 1823

Примечания

Переводчик от души надеется, что книга, которую читатель держит в руках, сможет в известной степени послужить «визитной карточкой» для огромной антологии, составленной долгими, кропотливыми трудами писателя, поэта-переводчика и литературоведа Евгения Витковского.

Проделав огромную изыскательскую работу, проштудировав многие тысячи оригинальных шотландских текстов, Евг. Витковский обнаружил и «открыл» никому в России дотоле не ведомые произведения, созданные сотнями превосходных поэтов-шотландцев.