Из смерти в жизнь… Выбор сильных
Шрифт:
Наша броня стояла сзади внизу под нами, «духи» её не видели. Я открыто поднял за спину снайперскую винтовку, чтобы издалека было видно – это снайпер идёт. Только поднял – с той стороны одно что-то бухнуло, потом – второе. Серёге кричу: «Фиксируй!». И побежал по склону. «Духи» увидели, что снайпер бегает, и начали по мне лупить! Буквально вся «духовская» линия ожила, всё стреляет. Расстояние вроде такое, что по мне сложно было попасть. Но отдельные элементы долетали!.. По связи мне второй снайпер кричит: «Начальство спрашивает, что у вас там происходит?». – «Да ничего…». – «Я примерно так и сказал». – «Держись этой версии».
Серёгу спрашиваю: «Ты засёк?». Он: «Я засёк». – «Тогда всё, возвращаемся
Комбриг сначала на «уазике» ехал, потом перепрыгнул на броню. В этот момент я невольно для себя отметил, что, поскольку комбриг с нами, он едет на первой броне, а меня смещает на вторую. Т-а-а-к! Похоже, что началось! Всё-таки сон оказался вещим. Вспоминаю, какие молитвы есть вообще, начинаю их читать. Читаю, читаю, читаю молитвы… Думаю про себя: «Мы же по равнине ехать будем!». И тут вдруг комбриг говорит: «Возвращаться будем через серпантин». Опс! Спрашиваю: «Командир, а чего так?». Он: «Так надо!». Думаю: «Вот она – моя дорожка!».
На серпантине вижу то место, которое видел раньше в так называемом сне. Мы к этому месту приближаемся, приближаемся… Я держал в руках снайперскую винтовку. Вдруг ни с того ни с сего заталкиваю винтовку в броню и беру автомат. В запасе я всегда носил с собой АКМ. На всякий случай, чтобы автомат из рук случайно не выпал, беру ремень автомата в «афганский замок». Это когда перехлестываешь ремень особым способом. Ремень на руку тебе не давит, но в то же время хорошо держится.
Приближаемся к тому самому месту, которое я видел во сне. Смотрю на него, как кролик на удава. (Уже потом я спрашивал себя, почему никому ничего не сказал? Но даже мысли такой не было кому-то об этом рассказать. Как будто что должно было свершиться, то должно было свершиться. Предопределение какое-то.) Смотрю на приближающееся место, смотрю, а дальше – чернота… Ничего не помню. Очухался уже в госпитале.
Оказалось, что фугас мы все проскочили. Моя машина тоже по кромке проскочила. Может, «духовского» подрывника нервы подвели, что он не вовремя нажал на пуск, может, ещё что-то. Я не знаю. Милость Божья. В результате все машины оказались между взрывами. А на моей, на второй, машине башню взрывом сорвало со стопора. Башня стала крутиться, моему бойцу серьёзно зашибло ребра.
Но я этого уже не помнил. Как мне рассказали, я чудом повис на ремне от автомата. После взрыва автомат залетел в люк, а я повис на ремне. Получается, что если бы не автомат с ремнём, я с брони бы точно слетел и там бы на дороге и остался. И «духи» меня, скорее всего, взяли бы. После этого случая молиться я стал чаще… И качественнее…
Потом я спрашивал отца Кирилла об этом явлении моего умершего друга. Он говорит: «Если бы тебе явился святой, ты бы думал не о том, что он тебе сказал, а только бы гордился тем, что к тебе святой приходил! А сами его слова забыл бы. А так ты прислушался. Мы же всегда прислушиваемся к мнению своих друзей. Молись о нём – и он будет молиться о тебе». Я эти слова отца Кирилла запомнил на всю жизнь. Часто думаю: друг всегда рядом. За меня есть кому Богу молиться.
При подрыве я получил серьёзную контузию. Она и сейчас периодически даёт о себе знать. Когда наступает период обострения, у меня в голове цифры исчезают. Но из госпиталя я сбежал к себе в часть на третий день. Очень не люблю лежать в госпиталях и больницах. Для меня просто непереносимо чувствовать себя жалким и немощным. Такое состояние – вообще приговор какой-то! Ребята как раз на бэтээре приехали меня навестить, документы привезли. Я им: «Документы медикам не сдавайте. Я с вами. Полежу у себя в части, там всё и пройдёт».
Приехали в часть. Меня встречает наш врач: «Ну что, возвращать тебя в госпиталь я не буду. Я догадывался, что ты так и поступишь. Не первый раз… Но смотри – двадцать один день никакого алкоголя!». Я говорю: «Как? Двадцать один день? У – у–у…». Он: «Я тебе сказал: двадцать один день, значит двадцать один день! У тебя контузия. Ты хочешь, чтобы у тебя мозги завернулись? Тогда возвращайся в госпиталь». Говорю: «Нет, остаюсь. Ухожу в сухой закон». Он: «Молодец. Но я тебя буду контролировать!». Хороший у нас был врач, Женей звали.
Почти сразу после этого разговора у нас начался бой. «Духи» ночью пошли на прорыв. Одного нашего бойца сильно посекло – руки, ноги… Дырявый весь. Женя ему массаж сердца делал. А потом (это было на моих глазах, я как раз привёз ещё одного раненого), он берёт, вскрывает парню грудную клетку и делает ему прямой массаж сердца! Боец ожил, вроде всё нормально. Но через некоторое время от кровопотери всё-таки скончался. Жене говорят: «Зачем ты это сделал? Ты же видел, что он умирает». Он ответил: «Я врач! И если у меня есть хотя бы один шанс из тысячи, я его обязательно использую».
Такие медики, как Женя, многих бойцов спасли своим героическим отношением к профессии. Человек работал на самоликвидацию. Никогда не прятался, всегда был вместе с наступающими. Он знал, что его место там. В Великую Отечественную войну бывало, что врачи засыпали на ходу. Так у нас то же самое было. Для меня Женя остался как образец военного медика. Человечище!..
За Первую чеченскую кампанию в отпуск мне удалось выбраться только один раз. Мне, как и многим офицерам, денег тогда не платили. Поэтому добирался я до Чукотки семь тысяч километров на перекладных. По дороге, в Новосибирске, ко мне подкатили местные бандиты. Они откуда-то узнали, что я снайпер. Говорят: «Мы знаем, что у тебя нет денег». И предложили завалить доморощенного местного мафиози. Я им ясно ответил: «Нет, ребята, вы обратились не по адресу».
От мамы я скрывал, что в Чечне воюю. Адрес-то у нас был вроде безобидный – «Москва-400». А потом в газетах написали, что «Москва-400» – это Чечня. Мама узнала – и в слёзы… Конечно, нашим родным часто трудно было понять нас, прошедших войну. Уже после Чечни мы поехали в отпуск к одному из наших, к прапорщику. Приехали в Юргу. Сидим, жена его на стол накрыла. Вспоминаем одно, другое. Там ха-ха-ха, тут ха-ха-ха. Жена удивлённо нас спрашивает: «Вы чего, там в цирке были, что ли?». А муж ей на полном серьёзе отвечает: «Ты знаешь, если не смеяться, то можно просто чокнуться». Смеялись над всем. Тому, что на самом деле было очень страшным, потом даёшь такую оценку, что всё превращается в анекдот.
Со мной тоже случались такие истории. Снайперы – ребята особенные, определённого склада ума. Однажды, когда меня убивали, наши смеялись от души! Как-то я залез в кирпичную кладку. И вдруг с той стороны снайпер начинает эту кладку разбивать! При этом откровенно надо мной издевался. Знал, что я никуда не денусь. Если встану, чтоб хотя бы на землю упасть, он меня тут же снимает. Если пойду хоть в одну, хоть в другую сторону – он тоже меня снимает. «Дух» знал, что я снайпер, и был уверен, что я попался. По кирпичику кладку сшибает. Развлекается… В этот момент один из наших выходит посмотреть, кто там из снайперской винтовки лупит? Видит, что по мне бьют словно в тире. Посмеялся от души. Потом мне говорил: «Вижу, как ты за кладкой сидишь, весь скрючился… Как ты смог там уместиться? Кладка-то всего четыре кирпича в высоту!». Он сначала посмеялся надо мной, скрюченным, а потом «духовского» снайпера снял. Получается, жизнь мне спас…