Из внешнего мира
Шрифт:
Когда туман перестал заслонять обзор, Зелгадис и Амелия замерли от изумления.
Метрах в десяти от них возвышалась скала, из которой была вырезана гигантская фигура сидящей женщины. Зелгадис был готов поклясться, что до появления туманы там не было никакой скалы и, тем более, статуи. Но вот теперь она здесь.
Солнце блестело на теле обнаженной женщины, таком же коричневом, как тела всех жителей это странной полуреальной страны. У статуи было необыкновенное лицо: удивительно умиротворенное, полное бесконечной доброты и прощения. Амелия на миг почудились в нем черты ее матери,
В сложенных чашей ладонях женщины переливался всеми оттенками синего источник, издалека казавшийся кусочком сапфира.
Не став медлить, Зелгадис и Амелия поспешили к статуе. Вблизи ее размеры поражали, но почему-то совсем не подавляли, как можно было ожидать от такой громадины.
Не слушая возражений, Зелгадис усадил Амелию себе на закорки и полез к источнику по тому, что можно было бы назвать бедрами статуи. Невозможно было понять, из какого материала она сделана. Что-то среднее между алебастром, железом и гранитом. Но странное дело, даже Зелгадис чувствовал исходящее от него тепло, словно статуя была живым существом. А может так и есть?
Добравшись до площадки, созданной огромными пальцами статуи, Зелгадис спустил Амелию со спины и чуть подтолкнул.
Она осталась стоять, как вкопанная.
– В источник должен пойти ты.
Зелгадис закатил глаза. Он так и думал.
Неприятно царапнуло воспоминание о недавней иллюзии.
– Не неси чушь.
– Это не чушь, - Амелия упрямо набычилась.
– Мне не так уж плохо, подумаешь, голова болит и температура повышается. В Сейруне меня точно вылечат. А до него я потерплю. Гораздо важнее исцелить тебя.
Зелгадис не стал с ней спорить. Их с Амелией руки поднялись почти одновременно, но он оказался быстрее. Скорость химеры.
– Слиппинг, - шепнул он, прижимая ладонь к ее лбу.
Тело Амелии обмякло, и она упала бы, если бы Зелгадис ее не подхватил. Теперь оставалось решить, как бы опустить ее в озеро. Проще всего было войти туда с Амелией на руках, но Зелгадис боялся, что тогда вода начнет исцелять его самого.
Он присмотрелся к озеру. Судя по цвету воды, глубина начиналась у самого "берега". Взяв Амелию под мышки, Зелгадис без усилий поднял ее и начал медленно опускать в воду. Едва ее ноги коснулись поверхности озера, как та вспыхнула лазурным светом. Наверное, это хороший признак.
Зелгадис погрузил Амелию в воду по самое горло, надеясь, что этого будет достаточно. Она улыбнулась чему-то во сне, что стало для Зелгадиса подтверждением, что источник - работает. По крайней мере, Амелии не больно.
Свечение разгоралось все ярче, меняя цвет с голубого на снежно-белый. Оно ослепительно вспыхнуло, Зелгадис зажмурился, но даже сквозь веки видел яркие круги. Когда он решился снова открыть глаза, свет потух. Уровень воды в озере заметно понизился, достигая теперь только груди Амелии.
Зелгадис поспешил вытащить ее из воды. Магия, взывающая к стихиям, все еще не работала, поэтому высушить ее одежду было невозможно. Оставалось надеяться, что воздух здесь достаточно теплый, Зелгадису сложно было верно определить температуру.
Он уложил Амелию на один из широких пальцев. Через пару минут она заворочалась и открыла глаза.
– Как ощущения?
– быстро спросил Зелгадис.
Мгновение она недоуменно смотрела на него, соображая, где находится. Потом до нее дошло, и ее буквально подбросило на ноги. Зелгадис не успел и глазом моргнуть, как Амелия толкнула его, точно ядро. Эмоции всегда наполняли ее мускулы нечеловеческой силой. Зелгадис кубарем скатился в озеро, погрузился с головой, только лопнуло несколько пузырьков на поверхности. Благо, здесь было не сильно глубоко. А то ведь он со своим почти стокилограммовым весом запросто мог утонуть.
Упершись ногами в гладкое дно, Зелгадис поднял голову над водой и жадно глотнул воздуха. Все вокруг заливало знакомое свечение.
"Неужели исцеляющая сила еще осталась?", - в душе заискрилась отчаянная надежда.
Что-то хрустнуло, пред глазами Зелгадиса пролетел серый камень и плюхнулся в воду. Нет, не просто камень! Это один из наростов с его лица! Просто отпал. Как прилипшее к коже семечко. Или кусок грязи.
Треск теперь звучал непрерывно, напоминая крики попугаев. Зелгадис чувствовал, как ненавистные камни отделяются от его тела один за другим. Кожа под ними слегка зудела и совсем чуть-чуть болела. Зелгадис бы здорово удивился, если бы узнал, что сейчас чувствует почти то же самое, что человек, у которого отрывают от тела присосавшихся пиявок.
С берега, Амелия с тревогой наблюдала за Зелгадисом. Из-за света она почти ничего не могла разглядеть, но ей показалось, что по волосам Зелгадиса будто стекает расплавленное серебро, оставляя после себя темные пряди.
"Работает!
– ударило в ребра сердце.
– Работает!"
Вода в озере стремительно убывала. Вскоре она уже едва доходила выпрямившемуся Зелгадису до колен. Минута, другая - и целебная влага исчезла совсем, будто тело Зелгадиса впитало ее в себя. Или ее впитали камни? И отвалились, отравившись, ага.
Зелгадис стянул через голову рубаху, в торопливом нетерпении едва не порвав ее. Осмотрел свой торс. Он досконально помнил расположение каждого камня. Точно карту, выдолбленную рубанком в мозгу. Ни одного камня на его торсе не осталось.
Тогда он закатал штанины. На ногах тоже пусто. Только гладка кожа.
Светло-голубая кожа. Но уже не синяя!
Одну томительную минуту Зелгадис ждал, что она вот-вот изменит цвет, начнет светлеть дальше и снова станет белой. Но нет. Следовало признать, что исцеление закончилось. Как и предупреждал Мамбала, магии источника не хватило на двоих. Зелгадису следовало благодарить всех известных богов за то, что он хотя бы избавился от каменных наростов.
По какому-то наитию он поднял руку и коснулся своих волос. Мягкие. Почти шелковистые, ха.
Странное дело, исцеление, пусть и частичное, не принесло Зелгадису восторга и безумной эйфории. Он чувствовал в душе необычное спокойствие, которого раньше никогда не знал.
Забавно, если бы Амелия не толкнула его в воду, ему бы, пожалуй, даже в голову не пришло залезть в озеро самому.
Он вдруг осознал то, что уже давно должен был понять: исцеление больше не было его главным приоритетом.