Из воспоминаний сельского ветеринара
Шрифт:
Его хозяин обернулся, когда я притормозил, бросил на меня затравленный взгляд, дернул поводок и опрометью кинулся прочь.
Я представил себе его смятение, бурю противоположных чувств. Конечно, он хотел, чтобы его собака выздоровела — да только не так! Но судьба ополчилась на беднягу: выздоровление шло семимильными шагами. Мне доводилось видеть эффектные излечения микседемы, но этот кеесхонд побил все рекорды.
Вести о страданиях мистера Пиллинга доходили до меня разными путями. Например, я узнал, что он переменил трактир и теперь просиживает вечера в «Рыжем медведе». В городке вроде Дарроуби новости расходятся
Но главные мучения он терпел у домашнего очага. Примерно через полтора месяца после того, как я прописал кеесхонду курс лечения, миссис Пиллинг вдруг явилась с ним на прием.
Как и в первый раз, она подняла его на стол, точно пушинку, а потом повернула ко мне лицо, как всегда угрюмое, без тени улыбки.
— Мистер Хэрриот, — начала она, — я пришла сказать вам «спасибо», и еще я подумала, что вам будет интересно посмотреть теперь на мою собачечку.
— Еще как, миссис Пиллинг! Очень рад, что вы зашли. — Я с изумлением смотрел на новую шубу кеесхонда — пушистую, глянцевитую, на редкость густую, и на его блестящие глаза и бойкое выражение морды. — Полагаю, можно твердо сказать, что он совсем здоров.
Она кивнула.
— Я так и думала, и большое вам спасибо, что вы его вылечили.
Я проводил их до дверей, но на крыльце она снова повернула ко мне суровое маленькое лицо. Взгляд ее стал грозным.
— Еще одно, — сказала она. — Я этому дураку никогда не прощу, что он вытворял с моей собачечкой. Я ему, дубине, хорошую взбучку задала. Он у меня еще увидит.
Глядя как она удаляется по улице, а песик бодро бежит рядом, я испытал прилив необыкновенно приятных чувств. На сердце всегда теплеет, когда видишь, что твой пациент снова совсем здоров, но на этот раз тут была и дополнительная радость.
Маленькая миссис Пиллинг еще долго будет устраивать своему муженьку адскую жизнь!
Много веков обязанностью этих красивых собак было сторожить баржи на голландских каналах. Шерсть серая, густая и жесткая, а изящная лисья морда окаймлена пышной гривой. На ногах мохнатые «штанины», похожий на плюмаж хвост туго закручен на спину. Энергия так и бурлит в этом неугомонном псе почти полуметрового роста. Движения его целенаправленны, вид бдительный, лай деловой. В Англии кеесхонды появились на рубеже века, но не как сторожевые собаки, а просто домашними друзьями и участниками выставок.
Из-за узких крутых дорог со скверным покрытием междугородные автобусы довольно долго объезжали селения на севере Йоркшира стороной. Однако в 1926 году появилась Уэнслидейлская автобусная служба, а к 1930-му — автобусы «Юнайтед аутомобил сервис» уже связали с внешним миром удаленные районы йоркширских холмов. С тех пор в субботу и воскресенье туда начали приезжать экскурсии из промышленного Уэст-Райдинга, и местным жителям стало проще добираться до рыночных городов, а за особыми покупками — в Ричмонд, Рипон, Харрогит и даже в Лидс.
Топливом на будущую зиму запасались весной после окота. Торф резали в ямах или брали с поверхности в зависимости от того, какого в данной местности было больше. Во втором случае резчик надевал кожаный фартук с деревянными брусками, предохранявший его от синяков. Он налегал всем телом на поперечную ручку лопаты, отделял прямоугольные пластины торфа и переворачивал их, чтобы нижняя сторона просохла перед укладкой в штабеля. Если они были очень влажными, их ставили по три на ребро и оставляли так на неделю. Сложенные в штабеля, они сохли еще недели три, а потом их отвозили на ферму или в сарай.
Стальные лезвия лопат делались местными кузнецами — формы у них бывали разными, а плотники подгоняли длину рукоятки по росту резчика. Лезвием «петух», с одним фланцем, пласт подрезался снизу и сбоку, более редким лезвием «курица», с двумя изогнутыми фланцами, подрезали пласт снизу и с обоих боков; им пользовались там, где пласт был уже нарушен. Двузубые грабли служили для вытаскивания прямоугольников дерна из штабеля.
9. Вечер охотничьего бала
Не знаю ничего умилительней собаки, когда она присаживается на задние лапы, а передними просительно машет. Эта была привязана к фонарному столбу напротив входа в лавку. Она не спускала глаз с дверей, точно безмолвно призывая хозяина, а иногда принималась умоляюще служить.
Дело происходило в Виндзоре. Дневные полеты были отменены, и мы все радовались приятной передышке — а больше всех, несомненно, ликовали истерзанные нервы наших инструкторов. Но пока я наблюдал за служащей собакой, все летные неприятности куда-то исчезли и я перенесся в Дарроуби — в тот базарный день, когда мы с Зигфридом отправились побродить по рыночной площади и на глаза нам попалась собачонка, крутившаяся возле ларьков.
Если выпадал спокойный час, мы нередко отправлялись туда, болтали с фермерами, толпившимися у дверей «Гуртовщиков», иногда получали деньги по давним счетам или набирали вызовы на ближайшую неделю — в любом случае совершали приятную прогулку на свежем воздухе.
Собачонку мы заметили потому, что около кондитерского ларька она встала на задние лапы и принялась служить.
— Поглядите-ка на этого песика, — сказал Зигфрид. — Интересно, откуда он тут взялся.
В этот момент хозяин ларька бросил собачонке половинку печенья. Она быстро сгрызла угощение, но, когда он вышел из-за прилавка и протянул руку, чтобы ее погладить, увернулась и убежала.
Правда, недалеко. Остановившись перед ларьком с яйцами, сыром, домашними лепешками и булочками, она снова села столбиком и заболтала передними лапами, выжидательно задрав голову.
Я подтолкнул Зигфрида.
— Глядите-ка! Она опять за свое! Мой патрон кивнул.
— Забавная псина, правда? Какой она, по-вашему, породы?
— Помесь. Эдакая миниатюрная каштановая овчарка с оттенком еще кого-то. Возможно, терьера.
Вскоре песик уже впился зубами в булочку. Мы подошли к нему. Шагах в двух от него я присел на корточки и сказал ласково: