Из Зайсана через Хами в Тибет и на верховья Желтой реки

Пржевальский Николай Михайлович

Деревянные избы, в которых живет небольшая часть наньшанских тангутов [613] , своим наружным видом напоминают подобные же избы в нашей Белоруссии. Строятся они весьма плохо самими тангутами из тонких бревен, нередко без всякого сруба; щели в стенах замазываются глиной. Крыша делается плоской из жердей, засыпанных сверху землей; в этой крыше устраивается довольно большое квадратное, закрываемое ставней отверстие для света и выхода дыма от очага. Последний расположен всегда посередине избы, пол которой земляной; по бокам устроены невысокие глиняные нары для сиденья на них и спанья; входная дверь делается со стороны задворка, в который на ночь загоняется скот. Вообще подобное помещение достаточно комфортно, сравнительно с тангутской черной палаткой, в которой невозможно укрыться ни от дождя, ни от холода.

613

Эти избы мы встретили в Южно-Тэтунгских горах по р. Рангхта.

Наше пребывание в описываемых горах. После дневки, проведенной в альпийской области южного склона Южно-Тэтунгского хребта, мы перешли на северную его сторону тем самым перевалом, через который не один раз ходили при первом здесь путешествии. Абсолютная высота этого перевала, по барометрическому измерению, оказалась в 12 500 футов [614] ; подъем с юга удобный; спуск к северу на истоки р. Рангхта весьма крут, в особенности в верхней своей половине. Через указанный перевал постоянно сновали китайцы с вьючными ослами и мулами, на которых везли лес в г. Уям-бу и другие соседние местности. Те же китайцы вырубили на топливо почти все кустарники по окрестным горам на южной стороне перевала. Некоторые из них приезжали сюда верст за 20–30 с корзинами на ослах собирать помет. Словом, прежняя малолюдность Южно-Тэтунгских гор, каковую мы встретили здесь в 1872 и 1873 годах, ныне исчезла. На р. Рангхта появились теперь даже харчевни, в которых продавали корм для ослов и мулов, а также чай и лапшу с кунжутным маслом — любимое кушанье китайского простонародья.

614

Точкой кипенья воды абсолютная высота того же перевала определена была мной при первом здесь путешествии в 13 000 футов.

Прежде чем спуститься в лесную область, мы провели двое суток у южной подошвы горы Соди-соруксум, одной из самых высоких в Южно-Уэтунгском хребте. Опять охотились здесь за уларами; голубых же чекканов (Grandala coelicolor), некогда впервые тут встреченных, не нашли. Места кругом все были знакомые, достаточно уже прежде нами обшаренные; поэтому между пернатыми не попадалось ничего нового. Зато растения, благодаря особенному усердию В. И. Роборовского в собирании их, прибывали значительно с каждым днем как в альпийской области, так и в лесной. Сюда спустились мы сначала в середину и расположились бивуаком в живописном ущелье р. Шугры-чю, впадающей в Рангхта. Место это, на котором мы также прежде стояли несколько раз, лежало в стороне от проезжей китайской дороги, следовательно можно было отдыхать и наслаждаться прелестью окрестных лесов. Неохотно расстались мы на третьи сутки с этим золотым местечком и перекочевали на устье р. Рангхта. Здесь палатка наша опять была поставлена под тем самым тополем, под которым мы бивуакировали не один раз 7–8 лет тому назад. И как все живо помнилось, даже до малейших подробностей! Старые знакомцы тангуты также посещали нас, и довольно дружелюбно. Китайцы же привезли из-за гор несколько корзин превосходных абрикосов, которые продали нам, конечно, с хорошим барышом. Красавец Тэтунг дико бурлил теперь вблизи нас по своему каменистому ложу. Ширина этой реки близ устья Рангхта около 25 сажен; вода светлая, зеленоватая; когда же, после дождей, она прибывает, то делается весьма мутной от лёссовой глины, смываемой рекой в своих верховьях.

Погода во время нашего пребывания в горах Южно-Тэтунгских, или, верней, с половины июля, стояла, против ожидания, хорошая, большей частью ясная. Дожди, хотя и падали нередко с грозами, но продолжительного ненастья не случалось. Ветры дули лишь слабые, преимущественно с востока; всего же чаще выпадали затишья. Солнце по временам пекло довольно сильно, но все-таки максимум температуры в тени, при наблюдениях в 1 час пополудни, равнялся лишь +26,7°, да и то в сравнительно низкой долине Тэтунга [615] . В ясные ночи падала сильная роса. Однако, несмотря на эту росу и на 25, считавшихся в течение всего июля, дней с дождем, здешние балованные относительно влаги растения начинали уже блекнуть на открытых склонах южного горного пояса.

615

Там же в июне 1872 года мы наблюдали максимум температуры — 41.

Через Тэтунг мы перешли по деревянному мосту, устроенному в трех верстах выше кумирни Чертынтон и памятному нам еще от первого здесь, путешествия. Мост этот построен в полном смысле на "курьих ножках", так как устои, состоящие из деревянных бревен, не вкопаны в землю и ничем прочно не утверждены, но прямо поставлены на выдающихся близ воды скалах. Сверху этих устоев положены горизонтально бревна, на выдвинутых концах которых держится настилка. Все это от времем сильно покривилось набок. Тем не менее через описанный мост пока еще ходят благополучно. Так перешли и мы; затем, перевалив упирающийся в Тэтунг небольшой отрог северных гор, расположились близ кумирни Чертынтон (Чортэнтан).

Кумирня Чертынтон. Эта тангутская кумирня по величнне и отделке много уступает Чейбсену, но зато расположена в живописнейшей местности на левом берегу Тэтунга, под громадными отвесными скалами, на которых часто можно видеть спокойно пасущихся куку-яманов. Число лам простирается до 800; живут они в нескольких десятках, быть может и сотне, глиняных фанз, густо скученных в две группы. Впереди до берега Тэтунга расстилается большой луг, который без особенного труда можно было бы обратить в прекрасный сад с плантацией лекарственного ревеня. Но грубые, ленивые ламы подобным занятием не интересуются; взамен сада на том же лугу устроены водяные молельни, или "богомольники", как называли их наши казаки. На противоположной Чертынтону стороне Тэтунга ближайшие горы покрыты сплошным хвойным лесом, в котором сосна и в особенности ель достигают огромных размеров. В этом лесу, вероятно принадлежащем кумирне, охота запрещена, а потому здесь, держатся в достаточном числе маралы и кабарга; много также различных птиц. В особенности хорошо большое ущелье в том же лесу, немного дальше вниз по Тэтунгу. В этом ущелье скота не пасут, да и никто почти туда не ходит; трава по лужайкам не измята; густые кустарные заросли стоят непроницаемой стеной. Здесь отлично бы было зимовать натуралисту-путешественнику, если судьба когда-либо забросит его в тэтунгские горы.

В Чертынтоне мы также встретили нескольких прежних знакомцев, но бывший здесь гыген, наш приятель, к сожалению, умер; место его пока еще оставалось вакантным.

Хребет Северно-Тэтунгский. Отпустив домой чейбсенского проводника Джигджита и наняв на его место, впрочем всего лишь на два перехода, вожака-тангута, мы оставили 2 августа кумирню Чертынтон и направились в горы Северно-Тэтунгские. Хребет этот, как было говорено прежде, сопровождает левый берег р. Тэтунга и в общем много походит на горы по южной стороне той же реки. Только в северном хребте меньше лесов, но более высоких вершин [616] , из которых одна, именно Конкыр, вечно снеговая. В ближайшем же расстоянии от нашего пути стояла высокая гора Гаджур с громадной скалистой вершиной и небольшим там озерком Демчук.

616

Всего этих вершин, называемых тангутами амнэ, т. е. прародитель, в Северно-Тэтунгских горах 10, а в Южно-Тэтунгских 3; они поименованы в моей книге "Монголия и страна тангутов", стр. 230 note 696.

С севера описываемый хребет окаймляется в своей восточной части рекой Чагрын-гол, впадающей в Хуан-хэ. До последней протягиваются и горы Северно-Тэтунгские. Перевал через них по нашему пути лежал на абсолютной высоте 11 800 футов [617] ; как подъем, так и спуск здесь весьма пологи и удобны.

Последние впечатления гор. На указанном перевале пришлось проститься с грандиозными горами, в которых мы так часто бродили всю нынешнюю весну и почти целое лето. Впереди, за исключением окрайнего к Ала-шаню хребта, уже не предстояло видеть подобных гигантов; утомительно однообразная пустыня залегла более чем на тысячу верст в поперечнике…

617

12 000 футов по прежнему определению точкой кипения воды.

Опередивши немного караван, я выбрал более открытое на перевале местечко и отсюда несколько минут пристально смотрел на великолепную панораму позади оставшихся гор. Оба хребта — Северно— и Южно-Тэтунгский — раскидывались передо мной и убегали вдаль на запад, теряясь в легком синеватом тумане, наполнявшем атмосферу. Невдалеке к северу высилась скалистая вершина Гаджура, не окутанная, против обыкновения, облаками. Внизу под самыми моими ногами темнело глубокое ущелье, а множество других ущелий, больших и малых, близких и далеких, бороздили горы, извиваясь во всевозможных направлениях.

На сколько хватал глаз, все было перепутано, изломано, исковеркано… Там и сям, на общем зеленом фоне гор, выделялись более темные площади лесов и кустарников или голые желтовато-серые скалы. Любовались глаза, радовалось сердце. Но в то же время грустное чувство охватывало душу при мысли, что сейчас придется надолго, быть может навсегда, расстаться со всеми этими прелестями. О! Сколько раз при своих путешествиях я был счастлив, взбираясь на высокие горные вершины! Сколько раз завидовал пролетавшему там мимо меня грифу, который может подняться еще выше и созерцать панорамы, еще более величественные! Лучшим делается человек при подобной обстановке; словно, поднимаясь в высь, он отрешается от своих мелких помыслов и страстей. И надолго, на целую жизнь, не забываются подобные счастливые минуты…