Из жизни кукол
Шрифт:
Кевин закрыл окно и решил, прежде чем отправиться в управление, заглянуть на верхний этаж. Наверху три комнаты: его спальня, спальня родителей и еще одна, в которой раньше жил брат, потом она стала гостевой.
Наверху было так же пусто, как и внизу: вещей не осталось. Собственная комната ничего не сказала Кевину, хотя он прожил в ней восемнадцать лет. Стены были все в дырах от кнопок, но сами киноафиши переехали в Танто, вместе с небольшим собранием синглов, а больше никаких воспоминаний комната не содержала. Воспоминания, которые что-то значили, покоились на виртуальном кладбище: сколько-то
Когда он спускался по лестнице, зазвонил телефон. Звонила Вера; она поблагодарила за приятный вечер и спросила, нет ли у него желания съездить в Фарсту, навестить мать в пансионате для престарелых.
– Может быть, завтра, – сказал Кевин, выходя в прихожую. – И тогда я смогу заглянуть к Себастьяну, как мы вчера договаривались.
– Вот и хорошо.
Кевин нажал “отбой” и открыл забытую коробку, посмотреть, нет ли там чего-нибудь стоящего. Некрасивая лампа (Кевин не смог вспомнить, где она стояла), несколько книжек и сумка с ноутбуком.
С папиным старым ноутбуком.
Вдруг что-то важное
Е-4
Дарю тебе утро, дарю тебе день.
Бумажка, прижатая “дворником” к ветровому стеклу, лежала теперь на пассажирском сиденье. Луве гадал, что она означает и кто ее туда пристроил.
Бумажка намокла, и чернила расплылись, но слова читались отчетливо.
Судя по почерку, писала женщина.
Мужчины выписывают слова не так округло и плавно, подумал он и немного отпустил педаль газа. Над елками виднелись зубцы на китайском храме “Врат дракона”. Здесь съезд.
Луве порылся в памяти, пытаясь сообразить, у какой женщины могла бы быть хоть какая-то причина оставить любовную записку на его машине, но ни одной не вспомнил. Его последнее свидание кончилось катастрофой. Она оказалась явной алкоголичкой и заснула посреди беседы, предварительно вытянув в одиночку полторы бутылки вина за ужином (скорее всего, столько же было выпито еще дома). Потом она несколько недель засыпала его эсэмэсками и письмами по электронной почте, но в итоге сдалась. Поклонницы? Такую гипотезу следовало отвергнуть. Луве решил, что кто-то, наверное, ошибся или пошутил.
Когда зазвонил телефон, Луве сначала не хотел отвечать. Но было только семь утра, и он подумал: вдруг это что-то важное.
Звонивший представился руководителем одного из отделов угрозыска стокгольмской полиции.
– Я собираюсь сегодня отправить к вам полицейского. Насколько я понимаю, в вашем интернате живет девушка из Нигерии, шестнадцати лет. Верно?
Он назвал Мерси, и Луве подтвердил, что Мерси живет у них. Когда полицейский задал тот же вопрос касательно Новы, Луве встревожился.
– Мы хотим убедиться, что они – те, кто нам нужен, – продолжал полицейский. – Почему – наш коллега объяснит, когда приедет. Дело конфиденциальное, не телефонный разговор.
Луве миновал Марму, и слева показалась Дальэльвен – широкая, похожая больше на озеро, чем на реку.
– И я ничего не должен узнать до того, как приедет ваш человек?
– Пока могу только сказать, что дело
– Насчет одной из них? Какой именно?
Полицейский вздохнул.
Водка – это хорошо
Промышленная зона Вестберги
– Я свалила оттуда, и все…
Она закрыла лицо руками, и Мерси обняла ее.
– Тебя трясет.
Нова вцепилась в матрас, словно желая разорвать его. Она тихо, как будто в глубине души, плакала, и Мерси поняла, что раны ее подруги не затянутся никогда.
– А потом?
Нова коротко вздохнула и посмотрела в единственное чердачное окно. Они обретались на каком-то складе в Вестберге, пятнистом от старой краски; дохлый паук качался в своей же собственной паутине.
– Прихватила деньги, которые собрала за время проститутства, тысяч двадцать пять, убежала в центр и там села на поезд до города. Потом пила с какими-то алкашами в Витане. И примерно тогда же Налле занялся Юсси. Потом я с неделю ночевала по гостиницам, пока меня не выследил какой-то легавый.
– Как это – занялся Юсси?
У Новы заблестели глаза.
– Они его убили. Или… Наверное, убивал Налле, а мама смотрела. Как все было, знают только они.
Мерси погладила подругу по руке, ткнулась лбом ей в плечо.
– И что было после того, как ты сбежала? Знаешь?
– Ну так, примерно…
Нова стерла слезу со щеки и поерзала. Кайф выветривался, нужно было принять еще; она потянулась за пакетиком с экстази и проглотила голубую таблетку.
Мерси не хотелось таблеток. Она сейчас пила. Приятель Эркана, владелец склада, женоподобный парень по прозвищу Цветочек, снабдил их двумя бутылками вина и литром водки. Половину водки и бутылку вина она уже выпила, но в голове только сделалось еще яснее.
– Работа в Тумбе была бы для Юсси первой нормальной работой лет за семь, но он бы ее не получил, даже если бы не умер.
– Мне трудно уловить мысль, когда столько “бы” и “не” сразу.
– Его проверили в полиции безопасности и за полдня поняли – таких, как он, к денежному станку подпускать нельзя. Слишком много знакомых уголовников, и без разницы, что по его делу срок давности прошел. Не в первый раз его не брали на работу из-за всего того дерьма, что у него в прошлом. До того как стать безработным, он служил в каком-то пункте проката, зарабатывал гроши, но сводил концы с концами. Его временно приняли на почту и хотели взять на работу, но не взяли, потому что у него обнаружилось условно-досрочное за кражу лет двадцать назад, так что вместо работы получше он нанялся куда-то в Сумпан [23] , делать противогазы. Поработал там месяц, но зарплаты не получил, потому что агентство разорилось… Если бы он попытался чего-нибудь добиться, все равно хрень бы получилась, для него всегда все хренью кончалось.
23
Сундбюберг.