Из жизни кукол
Шрифт:
– Никаких. Я ее никогда не видел, она сбежала до того, как я приступил к работе… Вы думаете, исчезновение Фрейи имеет какое-то отношение к побегу Новы и Мерси?
– Мы пытаемся это выяснить.
И женщина из полиции подчеркнула что-то у себя в блокноте.
Фрейя, подумал он, когда женщина ушла.
Нова и Мерси. Теперь их здесь нет.
На столе перед ним лежали записи, сделанные во время последней сессии с Мерси. В них значилось: Самос. Берег смерти.
И Алиса тоже.
Ее
На документе, лежавшем перед Луве, Свен-Улоф Понтен своей подписью удостоверял, что терапия его дочери завершена.
Луве откинулся на спинку кресла и увидел, что окно не особенно отчистилось. Вдоль переплета и на отливе остались кроваво-красные пятна.
Поговорить бы сейчас с кем-нибудь. Луве захотелось взять телефон и кому-нибудь позвонить. Поговорить обо всем. И еще ему хотелось, чтобы сегодня вечером кто-нибудь ждал его дома. Они выпили бы вина, сидя на диване, и продолжили разговор.
Какое грустное слово – “бы”.
Но винить приходится только самого себя, потому что он сам выбрал свое одиночество.
Хотя одному человеку Луве мог бы позвонить. Она бы обрадовалась, может, даже захотела бы поговорить, а может, и встретиться.
Но к такому шагу он еще не готов.
Да, это называется “флаффер”
“Ведьмин котел”
По этой дороге он еще не ездил, по старому шоссе Е-4 между Мармой и Скутшером. За окном простирались поля, луга и рощи, которые летом наверняка выглядели, как на картинке, но при нынешней погоде превратились в нечто печально-унылое.
Ингмар Бергман напал на Колина Нютле, подумал Кевин и свернул на шоссе номер 76.
Через пару минут он был уже возле интерната – низенького здания желтого кирпича, с плоской крышей; оно напомнило Кевину детский сад или начальную школу где-нибудь в пригороде Стокгольма. Кевин припарковался возле полицейской машины.
Женщина из полиции Евле встретила его у поста дежурного, и они сели в столовой.
Женщина как раз закончила допрашивать заведующего.
– На мои вопросы он отвечал немного уклончиво, – заметила она, – и с некоторой враждебностью. Понимаете, о чем я?
– Вероятно, из-за врачебной тайны?
– Отчасти да. Но это весьма расплывчатое понятие. Если бы он хотел помочь нам, то рассказал бы все, что ему известно об этих двух девицах.
Женщина налила кофе в обе чашки и стала объяснять, как обстоят дела. Двое ее коллег по очереди допрашивали девочек и персонал интерната.
– Ночного дежурного зовут Эркан Джихан Дениз. Поговорите с ним, вам может быть интересно. Когда мы явились его допрашивать, он первым делом предложил нам какие-то турецкие конфеты.
– Турецкие?
– Да, выставил тарелку с какими-то сладостями. Как будто мы пришли к нему кофе пить.
На столе лежали копии документов Новы и Мерси, и коллега из полиции Евле рассказала о девочках такое, что у Кевина исчезли последние сомнения. Да, именно этих девочек они с Лассе ищут уже почти месяц.
Только две пропавшие без следа девочки стали
– Мы еще не отследили телефон, с которого Фрейя Линдхольм выходила в Фейсбук, – сказала женщина. – Похоже, сим-карта зашифрована или повреждена. У вас в угрозыске знают Фрейю?
– Нет. Во всяком случае по имени.
– Насколько я поняла, она девица с большими проблемами.
Родители умерли, когда она была совсем маленькой, родных не оказалось, и она сменила несколько приемных семей, прежде чем оказаться здесь. С тринадцати лет занимается проституцией, наркоманка со стажем. Я поговорила с терапевтом, которая ее лечила. Она утверждает, что Фрейя даже появлялась в порнороликах.
– Появлялась? То есть – снималась?
– Ну… – На шее у женщины проступили красные пятна. – Не знаю, как сказать. Да, это называется “флаффер”. Вы знаете, что такое флаффер?
– Да.
Флаффер – это две тощие голые ножки, которые пару секунд помаячили на заднем плане.
Обязанность флаффера – поддерживать эрекцию актеров.
Вот она, третья девочка, подумал Кевин.
Небесное море
Промышленная зона Вестберги
– Ее здесь нет, – повторила Мерси и встряхнула Нову за плечи. – Нет здесь Фрейи. Пойми.
Прочитав статус Фрейи на Фейсбуке, Нова вбила себе в голову, что Фрейя где-то здесь, в подвале. Не слушая Мерси, она протиснулась мимо и зашагала по коридору. Мерси сдалась. Она стояла в подвальных запахах земли и плесени и смотрела, как Нова колотит кулаками в дверь, освещаемая красной лампочкой. Несмотря на холод, голые руки Новы блестели от пота.
Люблю тебя, подумала Мерси. У тебя так хорошо получается не думать.
Девушка за дверью не решилась продолжать эфир. Секунд через десять-пятнадцать лампочка погасла, и дверь открылась.
Худенькая блондинка робко спросила по-английски, чего они хотят.
– Nevermind [26] , – ответила Нова. Мерси взяла ее за руку:
– Пошли, возвращаемся.
До начала работы оставалась еще пара часов, которые Нова и Мерси могли потратить на себя. К тому же Нова начала слишком много думать о Фрейе. И даже если сейчас она думает неправильно, в конце концов может прийти к верной мысли. Понять.
26
Неважно (англ.).
И тогда Нова сломается окончательно.
Девочки свернулись под одеялом, и Мерси продолжила свой рассказ – примерно с того места, на котором закончила: как они переехали птицу. Ей не хотелось, чтобы оставалась только чернота, там был и свет тоже, и Мерси не хотелось его забывать. Если забыть про свет, то потом не будешь знать, как его вернуть.
– Нам пришлось целую неделю просидеть в Лагосе. Мы ждали документов. Папа сказал, что дальше будет Анкара или Стамбул, но получился Измир.