Избавление
Шрифт:
Сейчас Иосиф Виссарионович подошел со своей тарелкой, заглянул в одну дымящуюся паром посудину, во вторую, остановил выбор на бульоне, налил. Жуков должен был поступить так же. Непривычно, а ничего не поделаешь — так заведено! Еще с той, довоенной поры, когда стал начальником генштаба и приглашался к Сталину, Георгий Константинович знал эту его давнюю привычку.
Сталин не терпел никаких посторонних свидетелей, когда велась очень важная беседа за столом, и самообслуживание было естественным.
Сейчас, за едой, Иосиф Виссарионович был хмур, к тому же был нездоров — это замечалось и по его усталому, изнуренному лицу, — но старался держаться. И Георгий Константинович, желая снять скованность, проговорил:
—
— Да, большие жертвы понесли мы в войну. Слишком большие, — выйдя из состояния задумчивости, проговорил Сталин. — Мы льем кровь, вызволяем из–под ига фашизма народы европейских стран, несем им свободу, а наши союзники пытаются навязать этим народам свою волю, лишить их пути самостоятельного развития… Перед концом часто вспоминается начало. Кто сейчас из союзников особенно добивается первенства при взятии Берлина? Англия, Уинстон Черчилль. Да, он яростно выступал за то, чтобы дать отпор фашистской Германии, когда нависла угроза ликвидации самой Англии. Ради сохранения Британской империи он пошел даже на коалицию с Советским Союзом, хотя и ненавидит наш строй всеми фибрами души. Англия не была завоевана только потому, что агрессором был принят план нападения на СССР, а не потому, что Англия грозила разлить в своих проливах нефть и поджечь германский флот, и не потому, что английские корабли противодействовали германским. Весь удар мы приняли на себя и бились фактически один на один. В то время, когда на нашем фронте проливалась кровь советских людей, на так называемом их фронте играли в футбол, а теперь они хотят войти первыми в Берлин. Не смешно ли?..
Сталин говорил о том, что вопрос взятия Берлина из военной сферы перешел в чисто политическую. Правители Германии знают, что войну они проиграли и дни падения Берлина сочтены. Это — бесспорно. Бесспорно и то, что главную тяжесть во второй мировой войне вынес Советский Союз. Но Черчилль упорно подталкивает Рузвельта прибрать большую часть Европы к своим рукам, проще говоря, отхватить лакомый кусок, и как можно толще.
— К дележу спешат… Я уже показывал вам в Кремле письмо одного зарубежного доброжелателя, — напомнил Сталин и отошел к окну, вгляделся.
Георгий Константинович вспомнил, что в этом письме сообщалось о закулисных переговорах гитлеровских агентов с официальными представителями наших союзников по войне. Переговоры велись втайне. Немцы предлагали прекратить борьбу на западе против союзных войск, если те согласятся на сепаратный мир. Правда, в письме говорилось и о том, что наши союзники якобы отклонили домогательства правителей фашистской Германии. Тем не менее стало известно, что немецкие войска не особенно сдерживают продвижение англо–американских войск и настроены впустить их в Берлин до того, когда туда с боями ворвутся советские армии.
— Ну, что вы об этом думаете? — спросил Сталин и, не дожидаясь ответа, тут же заметил: — Надеюсь, Рузвельт не посмеет нарушить договоренности. На конференции в Ялте точно было оговорено и записано в протоколе, что Берлин должны взять советские армии одни. А наши союзники обязались подойти и остановиться на Эльбе… Об этом была ясная договоренность. Но договоры иногда превращаются в фиговый листок. Мы научены горьким уроком сорок первого года… Я не доверяю Черчиллю: британский премьер с вероломными замашками может пойти на все… Борьба за Берлин, таким образом, приобретает политическую остроту… Сама логика истории диктует необходимость советским войскам брать Берлин!
Но, опасаясь, что наши союзники могут нарушить договоренность
— Ешьте, Георгий Константинович, у вас все остывает, — кивнул Сталин.
Маршалу есть расхотелось, и он отпил лишь несколько глотков бульона. Мысленно он вновь перекинулся туда, на Берлинский театр войны; виделся ему и мутный в эту пору Одер, плацдарм у Кюстрина, содрогаемый и днем и ночью от взрывов снарядов и бомб. Сильно развитая интуиция, подкрепленная данными разведки, подсказывала Жукову, что нелегко будет управиться с неприятельской группировкой, размещенной в Померании, — там против нее действовал со своим фронтом маршал Рокоссовский. Георгий Константинович отодвинул чашку в сторону…
Угадав по глазам, что маршал обеспокоен, Сталин с присущей ему прозорливостью заметил:
— Вам, товарищ Жуков, не дает покоя померанская группировка. С этим должно и нужно считаться. Некоторые горячие головы предлагали мне еще раньше дать приказ на взятие Берлина. Но Опрометчивый шаг может загубить все дело. Как вы мыслите осуществить эту операцию?
Жуков только и ждал этого момента, встал, приблизился к карте и на одном дыхании высказал замысел Берлинской операции, который давно уже не давал ему ни сна, ни отдыха.
— Хорошо, товарищ Жуков, — проговорил Сталин. — Мы в свою очередь подумаем над планом здесь, в Ставке. А пока решение примем такое: дадим указание Рокоссовскому быстрее разделаться с этой группировкой, а вам предлагаю додумать до конца план взятия Берлина. Скоро соберем Ставку и дадим конкретные задачи фронтам… Могу сказать одно: руководимые вами войска фронта будут наносить удар на главном направлении. Русский полководец, который сумел со своими войсками отстоять Москву, по праву должен брать Берлин!
"Вот теперь пора", — подумал Жуков и встал, попрощался со Сталиным и покинул дачу.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Для неискушенного в вопросах военной стратегии и тактики, но имеющего пытливый глаз план Берлинской операции кажется простым и обыденным: и сама карта с обозначением селений, городов, рек, озер, лесных массивов, и эти красные стрелы, тревожно и стремительно пронзающие территорию Германии… Достаточно тому же стороннему наблюдателю мысленно отвлечься и подумать, что, прежде чем собрать урожай, нужно вспахать, посеять, уберечь от стихий природы; что висящее на дереве яблоко потребовало огромных затрат садовода, чтобы вырастить и само дерево, и этот плод; что дом, собранный из кирпича, стал таковым благодаря труду каменщика, — примеры можно бы приводить до бесконечности, и все они говорят об усилии мускульном и духовном… Точно так же сложного напряжения умов и рук потребовал план Берлинской операции, прежде чем лечь на карту стрелами ударов, которые рассекали германскую территорию, сходились вокруг Берлина, стремительно уходили дальше, вплоть до Эльбы…
План зарождался в генштабе и Ставке, над ним ломали головы командующие и штабы трех фронтов, каждые представляя свои предварительные наметки, соображения; замысел битвы и ее возможный успех или неуспех заботили Верховного главнокомандующего. Сроки операции, изначально выбранные на февраль, чтобы взять Берлин с ходу, в момент достижения войсками рубежа реки Одер переносились на более позднее время. Утомленность войск, вышедших на Одер, отставание тылов и задержка с подвозом боеприпасов прежде всего для главной ударной силы — артиллерии, а также фланговая угроза из Восточной Померании — все это помешало советскому командованию бросить тогда свои армии в наступление на столицу Германии. Риск в данном случае мог бы обернуться крайне тяжелыми последствиями.