Избранница герцога
Шрифт:
— Как жаль, что мы не встречались раньше, — произнес он. — Но может быть… нет, вы бывали когда-нибудь в «Олмаке»?
— Я нахожу эти приемы весьма скучными, — ответила Элинор, хотя и бывала там, в прошлом сезоне по средам. Но кто мог узнать в ней, теперешней, ту, которую он мог встретить тогда?
— Я понимаю вас, — кивнул Роланд, застенчиво поглядывая на ее декольте. — Расскажите, как вы любите развлекаться, леди Элинор, — спросил он, покраснев от смущения. — Я не имею в виду ничего недостойного…
Энн ответила
— Леди Элинор развлекается тем же, чем все остальные леди.
Вильерс едва сдержал смех. Энн выпила слишком много пунша.
— И чем же она развлекается? — спросил Роланд, явно заинтригованный.
— Разглядыванием мужчин, — ответила Энн. — Они бывают весьма занятными.
Элинор улыбнулась ему. Он был молод и свеж, как бархатный персик, и жаждал любовных приключений. Она видела, что он не сводит глаз с ее декольте. Она чувствовала себя взрослой женщиной рядом с ним. Это было совсем новое для нее ощущение, не то, что с Гидеоном или Вильерсом.
— Я пытаюсь отгадать, почему вы не замужем, — произнес он.
Она замерла на миг от такого прямого вопроса. Если она начнет старую песню о своих нелепых требованиях к избраннику, ему станет скучно. Если скажет, что помолвлена с Вильерсом, — конец флирту.
— Расскажите мне лучше, что вы делаете, когда вам хочется развлечься, сэр, — сказала Элинор.
— О, я ведь писатель. Строчу день и ночь, пишу стихи. У меня такое чувство, будто мы с вами встречаемся уже не в первый раз, леди Элинор. Как будто мы давно знакомы. Мне кажется, это потому, что у нас с вами много общего.
— Не исключено, — поощрила его она.
— Я пишу поэму, — сказал он, отбросив темную прядь, упавшую ему на глаза. — Вам когда-нибудь приходилось читать стихи Ричарда Барнфилда?
— Я редко читаю стихи, — призналась Элинор. — Иногда обращаюсь к сонетам Шекспира.
Взяв ее бокал с шампанским, он поднес его к ее губам.
— Шекспир, конечно, прекрасен, но весьма старомоден, — изрек он. — Я предпочитаю более волнующий и открытый стиль: «Ее губы, подобные лепесткам алой розы, коснулись края чаши и сделали воду сладкой…»
— Очень мило, — сказала она. — Вы сочинили это прямо сейчас?
Он усмехнулся, разглядывая ее:
— Я мог бы солгать, сказать, что сочинил сейчас, но не хочу вам лгать. — Он снова наклонил к ее губам бокал. — Мед иблийских пчел по сравнению с этой жидкостью, в которую ты окунула свои губы, покажется горьким.
— Что это за Иблия? — заинтересовался Вильерс.
— Это где-то на Сицилии, — ответил Роланд.
Элинор растерянно моргнула, она уже почти увязла в той сладкой паутине, которую он сплел вокруг нее.
— Вы непременно должны прочесть мне всю оставшуюся часть поэмы, — сказала Элинор.
— Боюсь, она не предназначена для этого ужина, — ответил Роланд, коснувшись ее запястья. — Вы знаете, леди Элинор, эта голубая вена… она ведь ведет к вашему сердцу.
— Да? Но как же мне узнать всю вашу поэму, сэр Роланд?
— Я тоже хотел бы ее узнать, — снова вмешался Вильерс.
Роланд отдернул руку от ее запястья так поспешно, словно обжегся. Элинор с досадой взглянула на Вильерса.
— Эта поэма является моей свободной версией «Ромео и Джульетты», — сказал Роланд. — Я не хочу читать ее здесь, потому что очень многие находят поэзию скучной. Все мои домашние находят скучной мою поэму.
— Слишком витиеватый стиль, — сказал сквайр Фестл, — слишком цветисто на мой вкус, хотя его и публикуют.
— Публикуют? — негодуя переспросила герцогиня Монтегю.
— Вы незнакомы с литературным миром, — ответил ей сквайр, — поэтому вас удивляет, что люди из общества публикуют свои стихи. Те, кто публикует свои поэмы, вовсе не стыдятся этого. Стыдно быть неопубликованным и непризнанным.
— Хм-м, — выдавила из себя герцогиня вместо ответа.
— Мой сын был посвящен в рыцари в прошлом году за свою поэму, — с гордостью продолжил сквайр.
— Настоящий трубадур, — сказал Вильерс, оставляя всех гадать, похвала это или оскорбление.
— Роланд сочинил чудесную элегию на смерть принца Октавиуса в прошлом году, — пояснил сквайр. — Королю она так понравилась, что он вызвал Роланда в Букингемский дворец и посвятил в рыцари.
Роланд застенчиво опустил свои длинные, загибающиеся вверх ресницы, которые с самого начала заметила Элинор. Он был чуть более застенчив, чем ей бы хотелось. Энн предупреждала ее, что она должна обуздывать свои желания. Но она, вероятно, переусердствовала с шампанским. А чуть раньше еще и с ромовым пуншем.
— В таком случае почитайте нам что-нибудь, — милостиво предложила герцогиня, смягчившись. — Но только не про принцессу Амелию, не хочу слышать ничего печального, — предупредила она.
— Могу предложить вам отрывок из «Ромео и Джульетты» — сцену, когда он карабкается в ее окно, — сказал Роланд, взмахнул рукой и слегка задел Элинор. — «Приходи, пока пение жаворонков не возвестило о конце ночи», — говорит Джульетта. А он отвечает, что приготовил лестницу из алого шелка, увитую жемчугом, чтобы подняться к ней.
— И это все? — спросила герцогиня, когда он замолчал.
— Все, что я помню, — ответил Роланд.
— Это восхитительно, шелковая лестница, увитая жемчугом, — похвалила герцогиня. — Мне это близко, у меня есть алый чепец, расшитый жемчугом. — Она обернулась к сквайру: — Но вас не смущает, что это сочинение отдает лавкой какой-нибудь модистки?
— Ничуть, мой сын — поэт, весьма известный в высших кругах, он лучше знает, как надо писать поэмы. Мне пока не приходилось краснеть за него.