Избранницы правителей Эёрана: история демонов Нарака. Трилогия
Шрифт:
– Я не против рассказать о случившемся, – как можно искреннее говорю я, – но дело в том, что в какой-то момент всё стало таким странным, я не понимала, что происходит.
– Ничего страшного, – с холодной улыбкой демон нажимает что-то на планшете. – Я всё понимаю и вас внимательно слушаю.
Приходится говорить. Собственно, спектр вопросов, несмотря на многочисленные формулировки, довольно узок: пользовалась ли я прежде магией осознанно, влияя на окружающих?
Конечно, нет.
Пыталась ли я воздействовать на офицеров?
Разумеется, нет.
Заметила что-нибудь подозрительное,
Нет-нет-нет.
Ссылаться на путанность и обрывочность воспоминаний приходится постоянно, чтобы не противоречить показаниям Катари, чего бы она ни говорила.
Кажется, неизвестный демон допрашивает меня несколько часов, хотя это вполне могут быть какие-нибудь жалкие полчаса или час.
Не колдовала, сама жертва обстоятельств, ничего не помню – повторяю в разных формулировках, и по лицу демона не понять, верит он мне хоть немного или нет.
Когда всё заканчивается и демон отстёгивает наручники от стола, у меня совершенно нет сил, словно этот демон их выпил. Или это последствие усыпления газом. Поднимаюсь, и ноги почти подгибаются, странно немеют.
Выпустив из допросной в коридор, демон передаёт меня на поруки двум полицейским в броне и закрытых шлемах.
Один шагает впереди, другой – сзади. В коридоре довольно много дверей. Мы сворачиваем на лестницу. Меня слегка пошатывает, но спускаюсь сама.
С лестницы мы выходим в тамбур, с двух сторон которого – пропускные пункты с железными дверями и бронированными стёклами. На одном – демон, на другом – демонесса. Оба неотрывно смотрят в мониторы. Да так увлечённо, что демонесса только после второго стука открывает дверь.
Та распахивается, и тамбур наполняет бодрый голос Берронзия:
– Медики до сих пор оценивают состояние Гатанаса Аведдина как критическое.
Я сбиваюсь с шага, и меня слегка подталкивают в спину, а Берронзий продолжает тарабанить:
– Шаманы и эксперты определяют степень необходимого магического вмешательства и безопасность его проведения в текущем нестабильном состоянии магических полей. Напоминаем, наследник Аведдинов пропал почти сто лет назад, доподлинно неизвестно, жив он или нет, поэтому со смертью Гатанаса Аведдина самый могущественный сектор Нарака Возмездие останется без привычного нам родового управления. К каким последствиям это приведёт, эксперты ответить затрудняются. Исчезновение одного из родов архисоветников может оказаться началом заката родовой системы управления миром. Ещё один из родов – Мацабьеры – находятся на грани исчезновения, их последний наследник – архисоветник Леонхашарт, участвующий в беспрецедентном шоу «Найди себе пару», в данный момент из-за нестабильности магии входит в список уничтожения при малейшем подозрении на выплеск. То есть, как вы понимаете, нынешняя политическая обстановка не имеет аналогов. В данный момент Архисовет на закрытом заседании решает…
Бодрый, почти восторженный, голос Берронзия исчезает – это демонесса выключила звук, чтобы оформить отправку меня в камеру, а я стою, чуть не шатаясь, и пытаюсь осознать происходящее.
С Гатанасом что-то случилось. Возможно, до него добрались враги. Следующим может стать Лео… Зато понятно, почему ему даже просто сообщить о нашем аресте не хотят.
Лео…
Мне страшно.
А всё это значит, что в камере я рискую застрять надолго.
Мы останавливаемся возле одной из металлических дверей. Пищит электронный замок, она открывается.
Камера определённо не люкс. Но одиночная. Два на три метра, с койкой, уже приготовленным бельём и унитазом без шторок.
Меня подталкивают в спину. Захожу. Оглядываюсь. Свет горит нормально, пахнет свежестью. В принципе, не так страшно…
Вру: страшно. Жутко.
Хочется обхватить себя руками, но мешают наручники. Сажусь на койку.
«Всё хорошо, всё будет хорошо», – уверяю себя. Закрываю глаза и представляю Лео… Сердце колет: а будет ли он меня вытаскивать? Он, последний из рода, и так подставившийся с выплесками магии, лишившийся поддержки Гатанаса Аведдина сейчас, когда тут политическое мироустройство меняется, а с магией творится непонятно что. Захочет ли он помогать мне? Настолько ли я ему нужна?
«Не думай так, не думай, не думай!» – приказываю, но не получается.
Злая на саму себя за эту потребность в Лео, переживания, я застилаю койку. Делать это в наручниках неудобно, но зато отвлекает.
Затем делаю разминку. Слабость не отступила, мышцы ноют, но это тоже помогает отвлекаться от мыслей.
После разминки… приседания. И от мыслей отвлекает, и для фигуры полезно. Будет попа такая, что десять таких, как Леонхашарт, привлечёт…
Ладно, буду честна с собой: таких, возможно, больше просто нет.
Но это не повод отказываться от приседаний и предаваться отчаянию.
С помощью Лео или нет, но я как-нибудь выберусь.
Когда выключается свет – похоже, на ночь – я уже не так бодра. Известий ни от кого по-прежнему нет, за дверью несколько раз раздавались шумы, но никто не пришёл, обещанной таблетки от головной боли не принесли. Даже не покормили!
Где Катари и какие показания дала – неизвестно.
Знает ли Лео о случившемся и собирается ли помогать – неизвестно.
Что делать со страхом – тоже неизвестно.
В темноте кажется, что камера очень-очень маленькая. Охватывает меня со всех сторон плотным кольцом. И что я никогда отсюда не выйду.
Знаю, это страхи и отчаяние, понимаю их механизм и усиленно гоню прочь. Не сказать, что сильно помогает, зато удерживаюсь от истерик.
Да, я в сложной ситуации, но даже если вас сожрали, у вас всё равно два выхода.
Только сердце болит – потому что Лео нет. Ни весточки. Он собирался изображать, что больше мной не заинтересован, мы сами об этом договорились, но глупое сердце болит.
Уткнувшись в подушку, закусив губу, пытаюсь удержать не менее глупые слёзы, а внутри всё разрывается: ну где же он? Почему он…
Пип!
От резкого писка замка сердце ёкает. Я приподнимаюсь на локтях: дверь открывается, пропуская внутрь свет и чью-то длинную тень.
Раскрывается шире, и Лео заглядывает внутрь. Лица из-за света в спину не видно, я узнаю его по фигуре, огромным рогам. В сумраке его глаза зеркально вспыхивают, как у хищников, только лиловым цветом.
Лео не один. Рядом с ним стоит девушка. Практически жмётся к нему.