Избранницы правителей Эёрана: история демонов Нарака. Трилогия
Шрифт:
Шампунь для шелковистости хвоста. Мужской…
Полироль для рогов…
Мужской шампунь…
А Котик у нас вроде буйный (как по моему опыту), может, это камера на случай, если что-нибудь совсем экстремальное учудит? Нервно хихикаю: он и его сопровождение даже полицию доведут для заведения персональной камеры-люкс.
От размышлений отвлекает металлический звон, будто что-то скачет по кафельному полу… Оглядываюсь: металлическая дверь, в которую что-то кинули, как раз захлопывается. Звон сменяется шипением: из предмета на полу вырывается белый дым. Я отступаю на шаг, уже ощущая
– Что это? – Катари отступает к противоположной стене.
Дыма всё больше, он молочной пеленой поднимается вверх, расширяется, наполняет пространство. Планшет Катари звонко стукается об пол возле ковра.
– Ложись, – командую и падаю на пол: дым в основном идёт вверх, так что, возможно, внизу есть шанс надышаться не так сильно, а там… там…
В полупрозрачной дымке отползаю к Катари, ориентируясь на её кашель. У меня тоже всё жжёт, но не слишком сильно. Зато всё вокруг качается. Такое чувство, что камера вращается вокруг меня…
Ломит спину. Тянет. Неудобно. Лоб упирается в твёрдое. Я сижу. И руки вытянуты на столе, тяжёлые браслеты давят на запястья.
Я уснула за столом?
Лоб… что-то не так с моим лбом.
Почему я сплю сидя? Где?
С трудом приподнимаю тяжеленную голову, и мышцы спины отзываются ноющей болью, браслеты на запястьях цокают и звенят. Волосы пахнут странно горько.
Раздаётся звук открывающейся и закрывающейся двери.
– Рад, что вы проснулись, – мужской равнодушный голос.
Напрягшись, поднимаю голову выше: мужчина в тёмной броне. Рогатый.
И на руках у меня вовсе не браслеты, а… ну, условно говоря, браслеты – от наручников из чёрного материала с какими-то блестящими вкраплениями. Их вполне обычная металлическая цепь прикована к металлическому столу.
Серые стены, зеркало сбоку, единственная лампа на потолке, камера, мужчина этот строгий с планшетом в руках – очень похоже на допросную.
Воспоминания возвращаются урывками, а с ними приходит головная боль. И зуд во лбу. Хоть об стол болезной бейся. Дрожащими пальцами провожу по освобождённой от шарфа голове. Рожки чуть-чуть выпирают, но не так явно, как до этого. Под прядями их, наверное, не видно.
– Что вы сделали? Где Катари? – голос почти не слушается, хрипит, но не жутко, а с каким-то чувственным оттенком.
– Стандартная процедура против подозреваемых в применении магии: усыпление для заковывания в антимагические кандалы. Ваша подруга в соседней камере на допросе. Ещё не проснулась.
– Какой-то вы слишком любезный.
– Если честно, я, можно сказать, ваш фанат, хоть и не делал на вас ставку. Будет жаль, если вы сойдёте с дистанции. Собственно, я единственный в нашей группе не ставил на вас, поэтому и допрашиваю.
– Я не применяла магию, я не умею, это всё ваши офицеры.
– Не переживайте, мы разберёмся. Вы просто жертва обстоятельств: или вас заколдовали, или вас вынудили колдовать. Все участники, в том числе находившиеся на благородном факультете в момент ареста, пройдут тестирование на способности и возможности осознанного внешнего манипулирования магической энергией. В этом отношении закон строг, не помогут ни прошлые тесты, ни офицерское звание. Сравнят показания, соотнесут со способностями, и виновный будет найден. Так что вам остаётся только дать показания или признаться в содеянном. Вполне можно понять, что вы испугались и действовали спонтанно.
– Я ничего не делала, просто спрашивала, за что меня арестовывают.
– Конечно, это вполне естественное желание, как и желание защитить себя…
Членством в партии будет защищаться Катари, и она вряд ли оставит меня без помощи, я сквозь треск в голове решаю воспользоваться своими, так сказать, связями:
– Мы, невесты, находимся в ведомстве Архисовета, только Архисовет решает нашу судьбу и… Я должна связаться с Гатанасом Аведдином. Его номер…
– Боюсь, с ним связаться вы не сможете. Как и ни с кем из Архисовета: они на срочном закрытом заседании, даже ради невест отвлекать их мы не вправе: они решают намного более важные проблемы. Но можете быть уверены, что и без их помощи мы всё сделаем.
– Что там случилось? Из-за чего заседание? – внутри всё сжимается: это что, мы здесь надолго?
– Мы никак не можем на это повлиять, так что в данный момент это не имеет значения. Вы должны ответить на мои вопросы. И это единственный способ покинуть эту комнату.
– Здесь неплохо, – я пожимаю плечами.
– Понимаю, вы чувствуете себя неловко, загнанной в угол, – он проникновенно смотрит на меня. – Все эти шоу, нервы. Вам страшно, хочется защититься. Но в этом нет необходимости, здесь все настроены к вам благодушно, все понимают, как вам тяжело. Только в этой комнате ни воды, ни еды, ни туалета. И таблетку от головной боли вам здесь не дадут, только в камере. После того, как вы ответите на мои вопросы.
– Ах, это почти пытка. – Тру зудящий лоб: со мной играют в хорошего полицейского, убеждают, что я не сделала ничего плохого, провоцируя признание, ведь не так страшно признаваться тому, кто вас понимает и оправдывает.
Не дождутся!
– Нет, – демон улыбается. – На самом деле вам очень повезло, что вы участвуете в проекте Архисовета. В противном случае вы бы уже сожалели о том, что не отвечаете на мои вопросы. Поэтому я предлагаю оценить нашу вежливость. Иначе нам, возможно, придётся пойти на репутационные риски, чтобы добиться необходимого результата. А мне бы этого не хотелось, потому что, как я уже говорил, понимаю всю тяжесть вашей ситуации. Вы напряжены, и это вполне может обернуться срывом, выплеском магии, колдовством. Всё естественно.
Внешне остаюсь спокойной, но внутри всё дрожит: это его «понимание» нервирует, а намёк на пытки…
На нас ведь были следящие устройства, он говорит о допросе остальных невест и даже, похоже, студентов благородного факультета… и… боль можно причинять и не оставляя следов. Потом, когда закончится заседание, Лео за меня вступится – если сможет вступиться с его-то проблемами с законом и Архисоветом – и, скорее всего, отомстит, но это не отменит полученного вреда.
Надо действовать осторожнее. Может, это только игра в хорошего полицейского, но совсем не хочется появления плохого.