Избранницы правителей Эёрана: история демонов Нарака. Трилогия
Шрифт:
Сладкое завершение спора о верности и неверности, в котором я совсем не хочу побеждать. В этот момент мне очень хочется верить, что Лео прав.
Глава 37
Невиданное дело: главу сектора Возмездие в Архисовете отчитывают, как мальчишку.
Гатанас Аведдин стоит на круглой площадке на дне амфитеатра для заседаний, весь озарённый светом. Его лицо так же бело,
Он стоит, гордо вскинув голову, отвечает на сыплющиеся на него упрёки и вопросы.
– Непредвиденная магическая реакция. Прежде мы не работали с таким объёмом магии, работа телепортов была нарушена, прорывы пространства закрепились, началось спонтанное открытие и переброс живых накопителей, ничего не получалось сделать…
Этот ответ повторяется много раз в разных вариациях.
Леонхашарт с каменной скамьи своего ряда наблюдает свержение великого архидемона, а сам… вспоминает пальцы Насти в своих ладонях, её локоны в его руках, поцелуи и нежности, и эту ночь вместе, и почти ссору утром, когда Настя потребовала вернуть её обратно из, как она сказала, солидарности с подругами. Но он уверен – в её желании уйти виноват страх. И даже то, что Настя попросила его позаботиться о её Саламандре нельзя, назвать добрым знаком.
Небывалое дело – Гатанас Аведдин отбивается от ополчившихся против него архисоветников, а Леонхашарт почти всё это пропускает мимо сознания, потому что мысли заняты Настей и тем, как он возвращал её на факультет, незаметно помогая себе магией: отворачивая и ломая объективы камер.
Упражнения давали результат. И пусть сейчас, пока магический фон пляшет, легче маскировать выбросы магии, есть надежда, что эта сила поможет незаметно встречаться с Настей. Леонхашарт и прежде этого хотел, а теперь… Держа любимую в объятиях, он не так остро ощущал тоску сердца мира, но сейчас это тревожное ощущение снова надвигается, маячит на периферии восприятия, пока ещё задавленное тёплыми воспоминаниями, и Леонхашарту всё острее не хватает Насти.
А Гатанаса гоняют и гоняют вопросами, что же происходит, почему магический фон не стабилен, насколько высока вероятность, что Безымянный ужас, непривычно активно ползающий по загону, пойдёт на город.
– Не знаю! – резкий возглас Гатанаса отвлекает Леонхашарта от мыслей о нежности Настиной кожи под его пальцами, и он фокусирует зрение на ещё сильнее побледневшем Гатанасе. Тот окидывает ряды переполошённых архисоветников диким взглядом. – Я не знаю! Мы никогда не сталкивались ни с чем подобным! Я не знаю, я не понимаю, почему магия ведёт себя так!
На него смотрят… с ужасом, недоумением, злобой. Но прежде, чем шквал новых обвинений в некомпетентности и требований всё вернуть в исходное состояние успевает посыпаться на белорогую голову, Леонхашарт спокойно произносит:
– Нараку нужна эёранская магия. – Его голос раскатывается по залу, и все архисоветники переводят на него взгляды. Пусть в центре стоит Гатанас, но именно Леонхашарт сейчас в центре всеобщего внимания. – Наша магия… сам мир скучает по магии драконов.
Буря возгласов в зале Архисовета – словно взрыв. Все что-то говорят-говорят, бормочут, пытаются докричаться. Гатанас Аведдин тяжело дышит, утирает влажные капли со лба, и по нему видно, как он рад, что не он теперь центр внимания.
– Вы сошли с ума, архисоветник Леонхашарт?!
– Это бред!
– Что вы несёте?
Леонхашарт задумчиво оглядывает перекошенные лица. Сейчас ему ещё спокойнее, чем в прежний шквал претензий и обвинений в несдержанности, потому что сейчас он чувствует в своей крови, в каждой своей клеточке настоящую магию, и он, пусть пока не очень умело, но знает, как с ней обращаться.
В отличие от большинства архисоветников.
Поэтому он спокойно дожидается, когда все наговорятся, когда всем надоест кричать о безумии и бредовых фантазиях.
Наконец шум стихает.
Леонхашарт оглядывает всех и начинает говорить, хотя не уверен, что ему удастся кого-то убедить мыслью, возникшей ночью, когда он слушал дыхание спящей у него под боком Насти.
– Все вы, посвящённые, знаете, что для того, чтобы отправить Безымянный ужас в Эёран, нам нужно уничтожить печать, закрывающую переход. Так ведь, уважаемый Гатанас?
– Да, так, – сипло отзывается Гатанас Аведдин, всё ещё потирая влажный лоб.
И Леонхашарт продолжает:
– Чтобы попасть в любой другой мир нам, надо пробивать межмировое пространство, насильно раскрывать его, прилагать усилия. А для того, чтобы связать Нарак и Эёран, нам надо просто убрать то, что закрывает межмировой канал между нашими мирами. Для связи с Эёраном нам не надо прилагать усилия. Усилия нужны, чтобы этой связи не было. Вы думаете, это случайность?
***
Мир рушится…
Именно такое ощущение у Гатанаса Аведдина. Он едет на пассажирском сидении бронированного автомобиля, и везёт его Леонхашарт.
Заседание Архисовета получилось шумным и бестолковым. Выволочка перешла в обсуждение основ мира, легенд, предположения, новые ссоры.
Мимо проносятся дома, утыканные мигающими сиренами, звуковые сигналы то надрываются, то молчат, и в удушающей тесноте салона, с убранными для поездки рогами, оглушённый мириадами мыслей, Гатанас нестерпимо хочет выключить все этим проклятые сигналки, чтобы все, наконец, умолкли и оставили его в покое.
«Я слишком стар», – понимает он, и ужас пронзает его при мысли о том, сколько ещё надо сделать такими вот ослабленными силами.
Совсем недавно он чувствовал себя победителем, сейчас же – бездарно проигравшим.
Мысли… мысли мечутся безумными зверями, ломают клетки его разума, и он хочет, но не может сосредоточиться.
Вопрос Леонхашарта – он ведь важный, значимый.
«Почему я себе его не задавал?» – Гатанас потирает ноющий лоб.
Мысли срываются с этого вопроса, скачут дальше, не давая сосредоточиться на чём-то одном.
Но если бы Гатанас стал отвечать, он бы сказал: потому что это аксиома. Переход между мирами есть. Просто особенность мира. Печать, его закрывающая, всегда была целью, она закрывала собой и вопрос о предназначении постоянно работающего пути между Нараком и Эёраном.
Мысли скачут дальше: сколько стоила им эта катастрофа, какие ещё есть предположения о её причинах, варианты решения, нужно ли скорректировать настройки системы оповещения или оставить так?
Десятки, сотни, а то и тысячи вопросов, заметок, отметок о том, что должно быть сделано.