Избранное: Христианская философия
Шрифт:
Но по этому поводу у нас есть и кое-что еще. Переписка Декарта свидетельствует не только о том, что он поддерживал отношения с Жибьёфом с 1626 по 1628 г., но и о том, что эти отношения были довольно близкими и — что самое главное — были связаны с философией. В самом деле, в 1629 г. Жибьёф обращается к Декарту, чтобы просить его убедить своего отца поддержать о. де Санси, у которого тогда рассматривалось дело в парламенте Ренна. О. де Санси, хотя и имел отношения с Декартом, предпочел передать ему свою просьбу через посредство Жибьёфа, который, вероятно, был более близок с Декартом. А ответ Декарта представляет для нас особый интерес. Поблагодарив Жибьёфа за то, что тот вспомнил о нем, Декарт снова говорит ему, что тот обещал подредактировать небольшой трактат по философии и даже, — что, впрочем, может быть простой формулой вежливости, — «пройтись по нему в последний раз». Поэтому очевидно, что Декарт поверял Жибьёфу свои философские замыслы и что Жибьёф был в курсе его первых «Размышлений о первой философии» [364] .
[364]
Жибьёф, напротив, как ясно из вышесказанного, не говорил Декарту о своей готовящейся книге. Этот факт удивителен, и он удивил самого Декарта. Мы видим только два возможных объяснения этого. Либо замысел книги появился у Жибьёфа и был им осуществлен между концом 1628 и концом 1629 г., т. е. после отъезда Декарта, но
Можно ли представить, чтобы, до того как поведать этому ораторианцу свой замысел построения системы, Декарт не обсуждал с ним много раз то, что собирался туда включить. Ведь это была замечательная возможность успокоить себя насчет ортодоксальности тех или иных своих идей, и сам Декарт дает нам повод думать, что он имел с Жибьёфом немало бесед такого рода, коль скоро этот ораторианец согласился просмотреть трактат, когда последний будет закончен. Таким образом, все свидетельства сходятся в том, что Декарт и Жибьёф поддерживали тесные отношения в 1626–1628 гг. и что будущая система Декарта была одним из главных предметов их бесед. Их хорошие отношения не ограничивались этим, как мы увидим из дальнейшего. Здесь мы просто отметим наиболее явные свидетельства этих отношений, сохранившиеся в переписке. Спустя несколько месяцев Декарт советует Феррье обратиться к Жибьёфу или де Санси и докучать им», чтобы обеспечить себе жилище в Лувре [365] . Прежде чем прочитать книгу Жибьёфа, Декарт особенно стремится дать знать именно ему, а не кому-либо другому, что он изучает «не только искусство обнажать оружие» [366] . Позднее мы получаем доказательство того, что они согласны относительно наиболее важных вопросов метафизики [367] , и Декарт добился от Жибьёфа активного попечения о своих «Размышлениях» [368] . И, наконец, отметим, что, столкнувшись с критикой по вопросу о божественной свободе, Декарт прикрылся именно авторитетом Жибьёфа, ибо не написал ничего такого, «что не соответствовало бы тому, что тот написал в своей книге "De libertate"» [369] . Co стороны Жибьёфа мы видим такую же добрую волю и те же доказательства дружбы. Ораторианец взял в свои руки интересы Декарта; он распространял «Размышления», защищал их и пытался добиться для них одобрения докторов теологии Сорбонны [370] . Но ни одно свидетельство не является столь поучительным и интересным, как та первая записка 1629 г., которая прямо подтверждает возможность философского влияния Жибьёфа на мысль Декарта вообще и на его понимание свободы Бога в частности.
[365]
Письмо к Феррье от 8 октября 1629 г. — I 32–33.
[366]
Письмо к Мерсенну от 4 ноября 1630 г. — I 174.
[367]
Письма: к Мерсенну от 31 марта 1638 г. — II 97; к нему же, от 27 мая 1638 г. — II 147.
[368]
Письма: к Мерсенну от 30 сентября 1640 г. — III 184; к нему же, 11 ноября 1640 г. — III 239–240.
[369]
Письма: к Мерсенну от 21 апреля 1641 г. — III 360; к нему же, от 23 июня 1641 г. — III 385.
[370]
Письма: к Мерсенну от 23 июня 1641 г. — III 388; к Делонэ (de Launay) от 22 июля 1641 г. — III 419; к Жибьёфу от 19 января 1642 г. — III 472.
Это влияние, подкреплявшее и в известных отношениях прояснявшее влияние, которое уже оказал на Декарта кардинал де Берюлль, безусловно, было взаимным и заслуживает скорее названия сотрудничества. С большой степенью правдоподобия можно предположить, что Декарт и Жибьёф вместе разрабатывали программу новой метафизики и теодицеи, отличной от схоластической. Ее метод должен быть менее дискурсивным, чем в схоластике; в ней должна сохраняться интеллектуальная интуиция ее принципов; она должна исходить из убеждения, что истину составляет не цепь выводов, но интуитивное видение, а истинное доказательство только позволяет усмотреть заключение в самих принципах. Теодицея должна целиком основываться на соображениях Бесконечности и Единства Бога и служить прежде всего тому, чтобы побуждать человека склониться перед непостижимостью бесконечной сущности и не вводить в эту сущность ни малейшего разделения. Как далеко они развили эти исходные установки своих беседах? Какие соображения высказывали друг другу относительно божественной свободы? Мы этого не знаем. Тем не менее одно можно считать установленным точно. В течение трех лет, непосредственно предшествующих годам разработки Декартом своей концепции божественной свободы, он поддерживал отношения с двумя людьми, которым был обязан общей концепцией божественной сущности, сильно отличающейся по духу от той, в которой воспитывали его наставники в Ла Флеш и из которой может вытекать его собственное учение о свободе Бога.
Мы можем, таким образом, считать источником учения Декарта неоплатонистическую теологию, возрожденную де Берюллем и Жибьёфом.
Какую именно роль сыграл этот источник? Представляется, что могут получить историческое подтверждение две различные интерпретации. Согласно первой гипотезе, картезианское учение о божественной свободе обусловлено тем, что было самым оригинальным и самым личным в мышлении Декарта: данное учение естественным образом вытекает из внутренней логики его системы, так что необходимость его появления можно объяснить на основе одних только трудов философа. Нужно признать, что с тех пор как в сознании Декарта возник первый набросок его физики, по крайней мере, ее общие контуры и метод, он стал руководящей нитью в разработке его метафизики. Такая гипотеза объясняет структуру философии Декарта в том, что касается свободы Бога, необходимостью метафизически обосновать физику действующих причин. В таком случае мы не скажем ничего такого, что противоречило бы декартовскому пониманию науки. Известно, в самом деле, сколь тесно, с точки зрения Декарта, связаны истины наук, до какой степени они взаимно предполагают и обусловливают друг друга. Поэтому естественно представить, что, добившись в физике математической достоверности и неопровержимых результатов, Декарт захотел определить, истинность каких метафизических суждений предполагают эти физические истины. Такая интерпретация кажется согласующейся с тайными желаниями, в которых признавался сам Декарт, и мы видели, насколько философ был озабочен установлением связи между физическими доказательствами из «Первоначал» и принципами, установленными в его «Размышлениях о первой философии».
Однако если стать на другую точку зрения, то
[371]
См. об этом труды г-на Пикаве, который стремится выявить важность и непрерывность этого течения, противопоставляя себя тем историкам, которые находят в средневековой философии только аристотелизм. См. прежде всего: Picavet. Esquisse d'une histoire generate et comparee des philosophes medievales. Paris, 1907, 2-е ed., passim, а также: Roscelin. Philosophe et theologien. Paris, 1911, p. 30 et sq.
Обе эти интерпретации в равной мере подтверждаются текстами и являются равно обоснованными, потому что истинны на самом деле они обе, не противореча друг другу, но друг друга дополняя. Они образуют две различные, но в равной степени оправданные точки зрения на картезианство. Рассмотренная изнутри, мысль Декарта предстает во всей своей логике и строгой связности. Но даже если мы поймем таким образом саму структуру того древа наук, которое описывает нам и пытается взрастить Декарт, если сможем понять его общий план и соотношение последнего с малейшими деталями, что-то все равно останется неизвестным и необъясненным: природа той почвы, в которую погружены корни дерева, и элементы, которые дерево получает из окружающей среды и которые обеспечивают его рост. В рассматриваемом нами конкретном случае мы в равной степени допустили бы ошибку, и если бы стали рассматривать Декарта в абстракции от окружающей его среды, и если бы настолько растворили его в этой среде, что не разглядели бы самые существенные его черты, свидетельства его неоспоримой оригинальности.
Декарту было необходимо обосновать свою новую физику; но такая необходимость еще не дает способности создать целиком новую метафизику. Его творческий гений не мог бы создать из ничего элементы концепции свободы Бога, столь отличной от учения схоластики; эти элементы дал ему неоплатонизм в той форме, в какую их облекла Оратория. Но неверно было бы и сказать, что Декарт — просто неоплатоник, пусть более яркий или более строгий, чем остальные; в этом общем движении он занимает совершенно особое место. Де Берюлль был прежде всего теологом; Жибьёф был теологом; Мерсенн и де Силон (Silhon), оба испытавшие глубокое влияние платонизма, были один теологом, другой — метафизиком, преследовавшим откровенно апологетические цели: все, как мы видим, были заняты исключительно религией и стремились защитить или представить какой-нибудь спорный теологический вопрос. Напротив, у Декарта забота об апологетике выражена слабо, и хотя трудно ответить точно, какое место она занимала в его уме, можно с уверенностью утверждать, что она была на заднем плане. Конечно, его метафизика еще существенно теологична, и по-другому не могло быть у человека, который хотел доказать бытие Бога. Но сама по себе апологетика не была его последней целью. В ворохе схоластических фраз и спорных вопросов он выбрал минимальное число достойных того, чтобы обновить их решения. В его выборе не было ничего произвольного; он не был ни случайным, ни обусловленным желанием прийти на помощь схоластике. В лабиринтах схоластических понятий и запутанности ее дискуссий Декарт продвигается уверенно, имея руководящую нить, направлявшую его, — истинную физику, которую он пытается основать, Этим-то Декарт и отличается от своих современников и предшественников, и именно это составляет оригинальность его неоплатонизма. Поэтому если мы хотим понять его метафизику, мы не должны разрывать две изложенные выше точки зрения. Напротив, объединив их, мы найдем императив (la loi), управляющий созданием его учения о свободе Бога. Это прежде всего оправдание новой физики с помощью метафизических понятий, которые Декарт нашел в своем окружении; это приспособление теологии Оратории к физике действующих причин.
Примечания переводчика
В своем исследовании философии Декарта автор пользуется изданием Ш Адана и П. Таннери (см. Библиографию, раздел 1, наст, изд., с. 316). При ссылках на это издание иногда сначала указывается «Loc. cit.» или дается имя «Adan» (Адан). В настоящих Комментариях мы, где это было возможно, сделали ссылки или дали перевод цитат по русскому изданию: Декарт Р. Соч. в 2-х т. М., 1989–1994.
К Введению и главе I
[1*] Декарт Р. Соч. в 2-х т. T.1. M., 1989. С. 252.
[2*] Там же.
[3*] Иисус (итал.).
[4*] Дюмулен (du Moulin), Пьер (1568–1658), французский протестантский священник и полемист, известный своим красноречием и пылом, в течение 20 лет был проповедником в Шарантоне.
[5*] Здесь и далее мы следуем оригиналу, где наряду с названием «Орден» (или «Орден иезуитов») фигурирует и название «Общество Иисуса».
[6*] Ссылка на издание Сочинений Декарта под редакцией Адана и Таннери (см. здесь выше преамбулу к Примечаниям переводчика на с. 131).
[7*] «Хранить самые общие и ныне наилучшим образом доказанные суждения философов».
[8*] Декарт Р. Указ. соч. Т. 1. С. 255.
[9*] Коимбр — город в Португалии, известный своим университетом, основанным в 1534 г. В XVIII в. Коимбр стал активным центром так называемой второй схоластики. В Коимбрском университете работал Л.Молина. Различные ордена основывали при университете свои коллежи, но особенно активны в этом были иезуиты.
[10*] Т. е. «Ответ на Вторые возражения». См.: Декарт Р. Соч. в 2-х т. Т. 2. М, 1994. С. 184.