Избранное (Невиновные. Смерть Вергилия)

Брох Герман

Эти слова, казалось, позабавили молодого человека:

— Выудить это у меня вам никак не удастся… Разве только за рюмкой вина… У меня дьявольская жажда… Вы ведь составите мне компанию, не так ли?

И, не задавая больше никаких вопросов, он взял на себя руководство их дальнейшими действиями.

Неподалеку находился погребок, узкое помещение которого было превращено в длинный ряд тесных лож, отгородившихся от внешнего мира портьерами в псевдовосточном стиле; заведение это предназначалось отчасти для посетителей, коротавших здесь время наедине с бутылкой, отчасти для влюбленных пар, хотя для любви оно приспособлено

не было, так как в ложах, кроме стола, стояли только две узенькие и жесткие скамеечки. Цахариас и его спутник заняли одну из этих питейных кабин, и молодой человек широким жестом, которому он останется верен и в дальнейшем, заказал бургундское лучшей марки.

Бутылка с подвальной пыльцой была доставлена в корзине, где она покоилась, словно ребенок в колыбели, пока не была продемонстрирована по всем правилам посетителям, а затем откупорена.

И тогда поистине благородный напиток потек из нее маслянистой струею; молодой человек с неспешностью знатока, упивающегося последними мгновениями в предвкушении радостной встречи с живительным соком, вглядывался в темно-красную влагу в поднятом до уровня глаз бокале, тогда как его партнер свой бокал сразу же со словами «Ваше здоровье!» — поднес к губам.

— Ваше здоровье! — ответствовал молодой человек, наслаждаясь первым глотком.

— Да, недурственно, — сказал Цахариас, смакуя вино. — Сколько этой штуковины мы у французишек отобрали и в себя влили, когда у них устроились! Уйму!

— Вот как! Вы, значит, во Франции были?

— Так точно, был… До обер-лейтенанта дослужился и Железный крест заработал… А ранение в ногу, которого мне это стоило, я и сейчас еще чувствую при перемене погоды, да и прихрамываю немного… А вы тоже были во Франции? Или в России?

— Ни то, ни другое: я был в Африке.

— Ах, так. Леттов-Форбек [15] .

— Нет, я голландец.

— А, нейтрал!.. Бельгийцам их так называемый нейтралитет боком вышел. Человек должен знать, куда ему идти направо или налево.

— Совершенно верно, — кивнул молодой человек, — и в наказание за это мы получили теперь вашего кайзера.

Поддержать такую нейтральную остроту по поводу нейтралитета было бы недостойно истинного немца, и Цахариас сказал:

15

Леттов-Форбек, Пауль фон (1870–1964) прусский генерал; с 1913 года до конца первой мировой войны командовал германскими колониальными войсками в Африке. В 1920 году принял участие в так называемом Капповском путче (контрреволюционном заговоре, возглавленном монархистом Вольфгангом Каппом).

— Налево или направо. Одни за Эйнштейна, другие против него, даже тут нет места нейтралитету… Почему вы пришли на собрание?

— А вы против него? Мне по крайней мере так показалось, когда я слушал ваши рассуждения.

Почему на четкий и ясный вопрос этот человек не мог дать столь же четкий и ясный ответ? Цахариас был уже готов воздать ему по заслугам, отчитав его как следует, но сдержался, так как жаждал похвалы и не потерял надежды на одобрение со стороны своего собеседника.

— Мои воззрения были изложены с достаточной убедительностью, и вы, я полагаю, с ними согласны.

— Нет, — ответил

молодой человек, — ни в коем случае.

Сняв очки привычным жестом, тем самым, каким он делал это, когда строптивые гимназисты грубо нарушали порядок, моргая близорукими глазами, Цахариас уставился на своего визави.

— Повторите, что вы сказали.

— Я с вами не согласен, так как от учеников не следует скрывать последние достижения науки. Вот и все… Выпьем за процветание относительности! Ее не замолчишь, и да будет она прославлена… Выпьем!

— Разве я говорил что-нибудь о замалчивании? — возразил строгим тоном Цахариас. — Вам следует быть внимательнее… Разве я не подчеркнул со всей определенностью, что выступаю против модничания, а не против прогресса? Беру на себя смелость утверждать, что я поборник прогресса. Я член Социал-демократической партии, а она поддерживает теорию относительности. Но прогресс не должен приводить в замешательство неразвитый разум ученика. Теперь вы меня поняли?

— Понял: с политической точки зрения вы за Эйнштейна, а с научной — против. А в общем и целом он вам не очень по душе.

Тупой ученик, подумал Цахариас и спросил с коварной кротостью:

— В ваших кругах, должно быть, принято отрицать значение плодов прогресса?

— Не знаю, дорогой мой, на какие круги вы намекаете, но что касается меня, то я — только, пожалуйста, не выдавайте меня предпочитаю вообще не думать о прогрессе.

— Это называется леностью ума.

— Именно так. То, чем меня одаривает судьба, я принимаю со спокойной душой, даже прогресс со всеми его плодами. А так как против судьбы не пойдешь, я стараюсь извлекать из этого радость. Затормозить прогресс не может никто. Значит, надо ему способствовать.

Цахариас недоверчиво взглянул на него.

— Послушайте, от моих рук не ушел еще ни один человек, который пытался меня дурачить.

— А разве я дурачу вас, когда говорю, что верю во власть судьбы? И что я готов не только безропотно подвергнуться воздействию неотвратимых плодов прогресса, но даже способствовать им?

— Не несите чепуху! — грубо сказал Цахариас. Он с такой быстротой поглощал крепкое вино, что уже достиг той стадии, на которой алкоголь придает человеку воинственность.

— Ах, — печально промолвил молодой человек, — нам никогда не удается нести чепуху.

— А вот это и есть как раз чепуха, — проговорил наставительным тоном Цахариас. — Вы даже не можете себе представить, сколько чепухи вылетает из вашего рта. — И так как со стороны обруганного не последовало никаких возражений, Цахариас продолжил свою тираду: — Или вы находите много смысла в том, чтобы назвать теорию относительности неотвратимой бедой?

— Неотвратимой благодатью.

— Ну ладно, извольте прекратить эту болтовню. Объясните, что значат ваши слова.

— Благодать, которую приносит прогрессирующее познание, покупается ценой страданий, — учтиво произнес молодой человек.

— Это пустые слова. Вам следует научиться выражаться поточнее.

— Когда я выпью, я теряю способность выражаться точно.

— Хорошо хоть, что сами признаетесь в этом, — торжествующе заметил Цахариас.

Но это торжество оказалось недолговременным, ибо собеседник добавил:

— Всякая точность приносит несчастье.

— Ну вот, докатились! В таком духе я разговаривать не позволю…