Избранное в двух томах
Шрифт:
него невозможно, но категорически недопустим, если вызван тем, что кто-то
36
что-то забыл, упустил или поленился сделать в расчете на пресловутое «авось
обойдется».
Неожиданного (а впрочем, если подумать, то не такого уж неожиданного) сторонника подобной же точки зрения я обнаружил во время войны в лице
нашего командира полка майора — будущего генерал-полковника авиации —
Григория Алексеевича Чучева.
Шла тяжелая первая зима Великой
значительное преимущество перед нами в количестве самолетов и зенитной
артиллерии. Редкий вылет проходил без боя, и редкий бой протекал в более или
менее выгодных для нас условиях. Полк неизменно выполнял боевые задачи, но
нес при этом тяжелые потери.
Экипаж летчика младшего лейтенанта Свиридова получил задание — среди
бела дня сфотографировать полосу полевых укреплений, строящуюся в глубоком
тылу врага. Рискованность задания бросалась в глаза сразу, но всю важность его
мы поняли лишь через некоторое время, когда наш фронт тронулся с места, перешел в наступление и, дойдя до городов Пено, Андреаполь, Торопец, Белый, вбил глубокий, измеряемый сотнями километров клин в захваченную врагом
территорию. В дни наступления выполненная Свиридовым разведка позволила
сберечь немало жизней бойцов, штурмовавших заснятую им полосу укреплений.
Но это было, повторяю, впоследствии, а в день, когда задание на фоторазведку
было получено и экипаж пикировщика ушел в воздух, мысли всех оставшихся на
аэродроме были направлены на предметы куда более конкретные. Где Свиридов?
Прорвался ли к объекту? Произвел ли съемку? Не отсекли ли истребители
фашистов его возвращение? Они, естественно, приложат все силы, чтобы не
выпустить разведчика с добытыми им данными обратно на свою территорию.
Радиосвязи со Свиридовым, пока он находился за линией фронта, по
понятным причинам не было, и все эти вопросы последовательно всплывали у
нас по мере того, как согласно расчету времени сменялись этапы его боевого
полета.
И вот, наконец, радиограмма: «Задание выполнено. Линию фронта пересек.
Посадка через десять минут».
Точно через десять минут над вершинами окаймлявших аэродром елей с
шумом проскочил самолет. Вот он выровнялся над блестящим настом узкой
37
укатанной посадочной полосы, коснулся ее колесами и покатился, оставляя за
собой завесу из снежной пыли. Все бросились к капониру, к которому уже рулил
Свиридов. Он выполнил задание и вернулся на свой аэродром, но, бог мой, в
каком виде! Вся машина была покрыта рваными ранами от попаданий осколков, в
борту
остался один каркас, откуда-то текла гидросмесь. Люди, к счастью, были целы, но
самолет получил тяжелые ранения.
— Где вам так досталось? — спросил летчика Чучев, приняв его доклад и
поблагодарив за образцовое выполнение трудного задания.
— Над целью. Они ее, оказывается, плотно прикрыли зенитками. Сплошной
заградительный огонь. Хочешь снимать — лезь в него, не хочешь — уходи
восвояси, ничего не снявши, — отвечал Свиридов.
— Молодец! Герой! — сказал командир полка. — Так и надо: огонь там или
не огонь, а на цель иди!
После этого незаурядного вылета прошло всего несколько дней, и другой
летчик также вернулся с задания на изрядно потрепанном самолете. Каково же
было наше общее удивление, когда Чучев отреагировал на это событие
диаметрально противоположным образом. Почему? Очень просто. Оказалось, что
никакого сопротивления в районе цели ни с земли, ни с воздуха противник не
оказал. Все повреждения были получены частично при перелете линии фронта, когда самолет напоролся на заранее известную нам зону сосредоточения
зенитной артиллерии, а частично на обратном пути, — зазевавшись, экипаж
просмотрел приближение истребителей противника и не успел замаскироваться
облачностью.
— Вы что думаете, — повысил голос командир полка, — вам экипаж
доверили, чтобы вы его так, за здорово живешь, угробили? А каждый самолет
сейчас для нас на вес золота, так и на это вам наплевать? Если противник мешает
задание выполнить — другое дело: пробивайтесь сквозь огонь, как Свиридов
пробился, а свое дело сделайте! Но по дороге к цели или от цели — шевелите
мозгами хоть до скрипа, а пройдите так, чтобы царапины напрасной не получить!
Напрасной царапины. . Это было сказано с упором на слово «напрасной» и
полностью соответствовало тому самому критерию нужности или ненужности
риска,
38
с которым я познакомился за несколько лет до этого в отделе летных испытаний
ЦАГИ.
Разумеется, сама оценка этой нужности или ненужности бывает достаточно
субъективной и может в каком-то частном случае оказаться ошибочной. Так, например, в довоенные годы мне не раз попадало за стремление в совершенстве
отработать выполнение резких, энергичных маневров с бреющего полета от
самой земли, а на войне это умение не раз выручало меня из весьма критических