Избранное. Повести. Рассказы. Когда не пишется. Эссе.
Шрифт:
— Василенко! Корюшкин! Журба Семен! Журба Юра!
Редька подошел к нему со спины и проговорил свою фамилию:
— Костыря Родион.
Трофимыч обернулся, прищурился. Но тут же Редька услышал голос Полковника:
— Запиши!
Значит, он его видел, следил за ним?
— Родион? — переспросил кривоногий. — Дикой?
— Костыря, — шепотом поправил Редька.
Ему стало жутко от такой удачи, и он побежал куда глаза глядят. Из темного угла, усевшись на спинку скамейки, он издали смотрел на идущих по кругу лошадей и старался запомнить их клички, когда их называли вслед за фамилиями учеников.
А вот и тот рослый рыжий конь с ипподрома. Лозунг! Редька не сводил с него глаз — все позабыл на свете.
Полковник между тем вел урок. И все его слушали, качаясь в седлах.
— Один скажет коню: «Это тебе не под силу, не сможешь взять барьер». И конь, понимаете, не берет! Не может! А другой говорит коню: «Ты можешь это сделать, возьмешь барьер, вместе возьмем!» И конь это делает. Берет! Вот и вся педагогика… Черт его знает как — руками, ногами, самим желанием передает всадник коню свою веру! Эй, Костыря!
Может, он ослышался? Нет, Полковник назвал его фамилию. И он, недоверчиво поглядывая, вышел из своего угла.
— Давай займемся. Какую лошадь хочешь?
Редька взглянул снизу вверх — нет, не смеется. И показал на Лозунга. Трофимыч рассмеялся:
— Выбрал чертяку!
— Дай ему повод, — немного помедлив, приказал Полковник.
Всадники и лошади уходили с манежа. Все время хлопала решетчатая дверь, выпуская во двор всадников и впуская со двора солнечные снопы. И постепенно остались на кругу только трое: Полковник, он и Лозунг.
— Очень злой конь, — предупредил Полковник. — Будешь учиться работать с ним. Но берегись.
Редька кивнул. И тотчас кивнул над его плечом шумно храпящий Лозунг. Так втроем они двигались по кругу. Полковник — с внутренней стороны круга. Лозунг — с наружной. А в середине Редька. Прошли в первый раз, шли по второму. Наверно, Полковник просто не знал, что ему делать с таким маленьким учеником. Вдруг тень от решетчатой двери скользнула прямо под ноги коня. И он дернулся из рук Редьки. Полковник сильно перехватил повод.
— Ишь, тени испугался, — смущенно сказал Полковник. Как будто это он сам испугался тени.
А может, и в самом деле сдрейфил? Все-таки надо решиться — от такого коня дать повод в руки ребенка. Редька это почувствовал и понял. Он сейчас сам хотел быть маленьким — просто из благодарности к этому человеку. Таким он бывал только с дядей Борей, но ведь и тот его сажал на колхозного коня, не боялся. Теперь Полковник шел с другой стороны Лозунга, и его не было видно, когда он стал рассказывать о том, отчего пугаются лошади:
— Во всем мире не найдешь двух одинаковых лошадиных ртов или лошадиных боков… И пугаются все по-разному. Некоторые боятся всего, что над их головой, — перекладины в воротах или даже птицы. Такой был у нас Гуинплен, вечная ему память.
— Подох?
— Опоили, черти… А некоторые боятся того, что у них позади, — даже курицы или девчонки. Предводителя, когда за границу возили, так чуть не пристрелили в самолете — такой он был паникер опасный. Чуть было самолет не опрокинул. А Лозунг боится того, что у него под ногами: тени, лужи, жерди на дороге. Сам видел! Но ты запомни: за испуг нельзя наказывать. Если чего-то испугался, — не бей, обожди.
Он шел, не видя Полковника. Помалкивал.
— А иной раз думаешь — испугался,
Они остановились. И Редька, поняв Полковника, стал гладить тонкие ноздри коня, который казался ему просто волшебным, лучше всех. Про него сказали, что он злой, а хотелось, чтобы он, как Маркиз, опустил голову, помог до себя дотянуться. Но Лозунг царственно держал осанку, не снизошел. Тогда Полковник подтянул стремена повыше, взял Редьку под мышки и вознес на коня. И Редька судорожно заелозил ногами, чтобы найти стремена.
— Первое правило: на стременах не ездить, — заметил Полковник и придержал ногу Редьки. При этом он нечаянно нащупал дырку в подошве его башмака. — Сапоги тебе нужны.
— А знаете, сколько подметки стоят? Даже кожимитовые.
— Что, дорого?
— Денежку! Мать сказала: отец пару сапог истоптал, пока отсиживал. — Он громко рассмеялся. — А еще, говорит, отсиживал!
И Полковник посмеялся. Но, может, немножко грустнее Редьки. Вспомнились ему маленькие подарки, которые посылались в конце войны из австрийского Тироля в детский дом за Вологду. По воскресеньям он с товарищами отправлялся на главную улицу, шли из магазина в магазин и покупали все, что можно было купить: немецкие краски, тирольские коньки, итальянские мячики, австрийские шортики и майки, мыло в тюбиках, зубную пасту. Потом упаковывали в два-три больших ящика и отправляли с попутной машиной в Грац, а оттуда полевая почта двигала все это хозяйство в Россию. Почему этот мальчишка, бежавший по кустам, освещенным отблесками горевшего мотоцикла, напомнил о тех сиротах, почему заставил искать их письма и рисунки, шарить в ящиках письменного стола? Четверть века назад детдомовские мальчики хотели стать матросами, девочки — артистками или швеями. Сбылись ли их желания?
— В конном спорте надо думать, Редька, — говорил Полковник, а сам-то находился далеко-далеко, в австрийском Тироле. — Хочешь не хочешь, надо учить арифметику, алгебру, тригонометрию. Хочешь не хочешь. Ну, хотя бы на тройки. Для начала. Ты в каком классе?
— В четвертом «Б».
— Вот. Надо не просто уметь думать. Я тебе по секрету скажу: надо быть мыслителем. Лошадь дурака не любит. Мозгами надо шевелить. Верно говорю?
— …
— А ты шевелишь?
— Не знаю. Я отстал. Ничего не смогу.
— Сможешь! Я тебе говорю: сможешь. Если мы с тобой захотим, — все сможем. Мы сейчас не можем тебя принять в ученики, ты запустил учение. Мы тебе сапоги дадим. А Лозунга я тебе не дам, прямо скажу: дорогой конь. Три тысячи за него заплачено. Будешь пока своего Маркиза кормить и холить. И чтобы никакого гайморита! Маркиз на погосте, а ты у нас в конюшенных мальчиках будешь числиться.
— Не обманете? — спросил Редька, заглядывая сверху, с коня, в глаза Полковнику.
Тот выдержал этот взгляд, молча снял Редьку с коня. Отпустил подпруги. И Редька, уже зная, как другие ученики расседлывали своих коней, потащил себе на грудь тяжелое седло Лозунга.