В грядущих тревогах, в жестокой неволеЯ, может быть, только одно сберегу —Дорогу, и полночь, и Марсово поле,И свет от созвездий на тихом снегу.Как будто следы неземного кочевьяДавно позабытых народов и царств,Как будто не наши кусты и деревья,Как будто не Марсово поле — а Марс.И два человека, одни во вселенной, —Сюда добрались, ничего не боясь,И друг перед другом стоят на коленяхИ плачут, один на другого молясь.И плачут от счастья, что к вечным страданьямОни проложили невидимый мост,И плачут,
любуясь, в немом обожанье,В светящемся мире туманов и звезд.
1939
«Азиатской тропы повороты…»
Азиатской тропы поворотыИ вонючее горе болот...Разве даром я шел по болотам,Задыхаясь, — вперед и вперед?Разве это проходит напрасно,И напрасно я жил и дышалУ воды океана прекрасной,Подымающей огненный шар?Если я бескорыстным просторамИ открытым путям изменю,Если я разорву договорыИ предам золотому огню,Если, уличной девки покорней,Я впущу малодушие в дом, —То деревьев протянутся корниИ сойдутся на горле моем.И забвения вечные водыНа меня по горячим следамОпрокинутся силой Природы,До сих пор неизвестною нам,Но врывается солнце густое,И дорога подводит коня....Вероятно, я что-нибудь стою,Если ты полюбила меня.
1934
Долгая история (Вместо писем)
I
«Аленушка, Аленушка!..»
Аленушка, Аленушка!За блеск веселых глазБутылку всю до донышкаЯ осушил сейчас.На миг — милее нет другойНа родине на всей,Где я устал от недругов,Устал и от друзей.Гляжу совсем растроганныйНа руки, на кольцо,На бровь, на детски строгоеУпрямое лицо.Хочу — со всею силою(А сила не слаба),Чтоб гордость Вашу милуюЩадила бы судьба.Ведь я один-то вечеромВидал, собравшись в путь,Как та слезинка девичьяУпала мне на грудь.Все скажут: «Вот влюблен уж как!» —А я махну рукой.Останусь я, Аленушка,Один с моей тоской.А та — прикажет стариться,Торопит в те моря,Куда не скоро явитсяАленушка моя.
«Без умысла, наверное…»
Без умысла, наверное,А так — средь бела дняМонгола суевернееТы сделала меня.И я со всею силоюПоверил в эту ложь —Что если любишь, милая,То и в огне спасешь.Не мне могила вырытаВ бою, среди атак.А если разлюбила ты, —Тогда и смерть — пустяк.
«Сколько ездил в мире я…»
Сколько ездил в мире я —Не окинуть глазу,А у вас в БашкирииНе бывал ни разу.Не бывал, а вижу я,Из-за тьмы туманной,Крытый ветхой крышеюДомик деревянный.Скучной ночью в комнатеВы — одна в кровати, —Может быть, и вспомнитеОбо мне, солдате.И, быть может, долго намНе заснуть во мраке,Мне — в лесах под Волховом.Вам — в Стерлитамаке.Я грустил и ранее,А уж нынче — мука:Что ни сон — свидание,Наяву — разлука.«Вот
вина серьезная —На войне горюет!» —Скажут люди грозные,Те, что не воюют.Ну, а тот, с кем рядом мы,В оттепель, в мороз ли,Зиму под снарядамиВ обороне мерзли,Скажет: «Брось, не жалуйсяНа судьбу такую,Не тоскуй, пожалуйста, —Я и сам тоскую.Хуже, чем распутицаВ злую непогоду,Видишь — немец крутится,Не дает проходу.А как всею силоюБудет бит, собака, —Так езжай за милоюДо Стерлитамака».
«Нет, не тихого берега ужас…»
Нет, не тихого берега ужас,А туда, где дорогам конец.Это крепче женитьб и замужеств,Покупных обручальных колец.Может быть, я напрасно ревную —Все уж было меж нами давно,Конский топот и полночь степнуюНам обоим забыть не дано.И от смуглой руки иноверца,Уносившей тебя от погонь,В глубине полудетского сердцаЗагорается робкий огонь.Что ж, и мне мое сердце не вынуть;Значит, надо — была не была, —Но украсть эту девушку, кинутПоперек боевого седлаИ нести через душное лето,Не считая ни верст, ни потерь,К той любви, что в преданьях воспетаИ почти непонятна теперь.
«В ночи, озаренной немецкой ракетой…»
В ночи, озаренной немецкой ракетой,Шагая в лесу по колено в воде,Зачем ты подумал о девушке этой,Которую больше не встретишь нигде?Так было у Тосно, так было в Оломне,Так было за Колпином в лютом бою:Три раза ты клялся забыть и не вспомнитьИ трижды нарушил ты клятву свою.
«Когда, от огня хорошея…»
Когда, от огня хорошея,Мне смерть поглядела в лицо,Я вспомнил в немецкой траншееНе руки твои, не кольцо;Не улицы Луги кривые,При блеске весеннего дня,Когда я поверил впервые,Что ты полюбила меня;Не милые сердцу минуты,Что где-то остались вдали, —А церковь, куда почему-тоНечаянно мы забрели.Смешно нам, не верящим в бога,Выдумывать это сейчас —Но что-то, безмолвно и строго,Связало и сблизило насИ так высоко возносилоНад всей равнодушной толпой,Как будто нездешние силыМеня обручили с тобой.
«Настанет осень, пожелтеют травы…»
Настанет осень, пожелтеют травы,И год пройдет, и много долгих лет.Но я поил тебя такой отравой,Что для нее противоядий нет.Жить без меня? Глядишь, и жизнь постыла.Идти со мной? Ан нет, не по плечу.Но ты придешь. Ведь ты мне то простила,Что я себе вовеки не прощу.
«На дальних дорогах, на снежном просторе…»
На дальних дорогах, на снежном просторе —Не все ли равно, где окончится путь? —Забудь и не думай, — сказало мне горе, —Забудь о разлуке, о встрече забудь.Забудь и о той, недоверчивой, милой,Которую думал ты за руку взять,И с ней самолетом лететь до Памира,И в Грузии с ней на пирах пировать.Забудь ее, путник, с годами не споря.С другими не вышло — со мной проживем... —Вот так убеждало солдатское горе,С которым живу и скитаюсь вдвоем.