Избранное

Гитович Александр Ильич

4

И вот плывут, не ведая смущенья, Как равные, солянка и шашлык: То двух культур, достойных восхищенья, Немой, по выразительный язык, — И дух взаимного обогащенья Над ними вьется, важен и велик. И, понимая это, мы запьем Солянку - водкой, а шашлык — вином.

5

Могучей кулинарии наука Ты хороша и ныне, как в былом, Ты и теперь, не зная слова «скука», Объединяешь нас таким теплом, Что даже фаршированная щука Была бы тут не лишней за столом. Хотя тогда, Шираз, придется снова Потребовать

у девушки спиртного.

6

«Да будет так, — кивает Ованес, — Я замечаю, что с твоим приездом В меня как будто бы вселился бес, Он прямо в душу, окаянный, влез, Усевшись там определенным местом, И не видать, чтоб скоро он исчез. И если это, друг мой, предпосылка, То следствием пусть явится бутылка».

7

По мне, хоть две бутылки: я не жмот, — Они ускорят ровный ритм рассказа, — Но люди скажут, что виновен тот, Кто совратил непьющего Шираза, Который духом трезвости слывет От Закавказья до Владикавказа. Я не хочу, чтоб от меня народ Шарахался, как от дурного глаза. И так тревога прибавляет сил, Что я октаву эту удлинил.

8

А впрочем, пусть десятки зорких глаз, Слегка знакомых или незнакомых, Все это видят: нам пришлось не раз Спокойно пить в прославленных хоромах

9

И что ж? Мы живы, Больше ничего Не выжмешь ив рассказа моего.

1965

«Хмельного от хлеба и соли…»

Хмельного от хлеба и соли, Меня развлекали друзья — Но думал старик поневоле О том, о чем думать нельзя. Спала под снегами Европа. А тут уже знал человек Звериную злобу потопа, И разум, и Ноев ковчег.

1965

В горном монастыре

Здесь позабудешь ты о многом Здесь не монахи, а жрецы Бредут за каменным порогом, И жертвенная кровь овцы Насмешка идола над богом Течет в унынии убогом, И спят в пещерах мертвецы.

1966

Облака над Севаном

А. Галенцу

Пришедший из далеких стран С поклажею нехитрой, Сезанн, влюбившийся в Севан, Колдует над палитрой. Над ними глыба облаков Плотна и серебриста — Она как шерсть для башлыков И рай — для пейзажиста.

1965

У Балабека Миклэляна

На перекрестке путей В дебрях безводного юга Дряхлая эта лачуга — Истинный рай для гостей. Я не забыл ничего, То, что запомнил, — навечно: Так не пируют беспечно Сильные мира сего. Щедрому дому под стать Кружки, подобные чашам. Что я смогу пожелать Добрым хозяевам нашим? Мирные славит труды Бывший бродяга и воин: Было бы вдоволь воды — А за вино я спокоен.

1966

Деревенский праздник

Вино и хлеб, рожденные из камня, Гостеприимство трудовой души, — Вся эта жизнь ясна и дорога мне, И люди здесь добры и хороши. Трудись и празднуй! Мирной жизнью Необходимо в каменной пустыне: Тут

грешники становятся святыми, Но и святые склонны согрешить.

1966

Две чайки

С. Кара-Дэмуру

Как неожиданно воспоминанья Соединяют вместе север с югом, Вот и сейчас, вне моего сознанья, Они спокойно сходятся друг с другом: Две чайки возникают предо мною, Как будто в сновидении незваном, Хотя одну я видел над Невою, Другую — в знойном небе над Севаном.

1966

Наш старый критик

Все равно мы вытащим его На далекую прогулку в горы, Чтобы наши гордые просторы Он не принимал за колдовство. Чтобы и за совесть и за страх Понял наш насмешливый коллега, Как смертельно устает в горах Сердце пожилого человека.

1966

«Пиры — это битвы. Заране…»

Пиры — это битвы. Заране Был час испытанья суров: Меня проверяли армяне — Пригоден ли я для пиров. И вот на колхозном базаре Я принял как первый удар Кувшин ледяного маджари И красного перца пожар.

1965

Мысли из гостиницы «Армения»

Вдали от родимого края, В табачной прокуренной мгле, Я понял, что я умираю На древней армянской земле. Душа разрывалась на части, И тело ей вторило тут — И длилось все это несчастье Не больше чем десять минут.

1966

Военный парад в Ереване

Путь к справедливости — далек и труден. Трибуны — слева, Справа — Арарат. И дальнобойные стволы орудий Под солнцем Недвусмысленно блестят. И, призрачной прикрытая одеждой, Следит за ними С самого утра С тревогою, восторгом и надеждой Великая Армянская Гора.

1965

Ереванский пейзаж

Здесь грозный памятник стоял И нас давил, как слово божье, И вот — остался пьедестал, Где мы толпились у подножья. И так, и этак вьется нить, Но сердце человека радо, Что никому не заслонить Архитектуру Арарата.

1966

Два варианта письма Арутюну Галенцу

1. «Когда устану я и затоскую...»

Когда устану я и затоскую Среди литературных передряг — Я к Вам приду, как странник, в мастерскую И постучусь, и задержусь в дверях. А там — иная жизнь, иные нравы, Там, в обаяньи мудрой тишины, Вам, может быть, и впрямь не нужно славы, Но слава скажет, что Вы ей нужны.

2. «Угрюмый день. С утра передо мной...»

Угрюмый день. С утра передо мной Течет туман, в низинах расползаясь. Но мне везет: в краю, где свет и зной, Есть на примете у меня оазис. Я на воздушном прилечу коне Напиться из волшебного колодца — И не в пустыню надо ехать мне, А в Ереван, на улицу Моштоца.

1966

В «Арагиле» [2]

2

Арагил (арм.) — аист. Здесь — название популярного ресторана в Ереване.