Избранное

Гитович Александр Ильич

Утренний снег

Солнечный луч На мгновенье зажег Выпавший с вечера Тихий снежок. Тот, на котором, По воле твоей, Нету следов У калитки моей.

Пожелание

Любящим Хотел бы пожелать я В радости, В разлуке или горе Вечно помнить Первое объятье, Забывая О последней ссоре.

1958

Память

Там, где Рыбинск и Волга, Там почудилось мне, Что уснул я надолго На

родной стороне. И на ветхом погосте, Неотесан и груб, Греет старые кости Деревянный тулуп.

1965

Любуюсь зимним пейзажем и думаю о Викторе Петрове

Лежит снежок на кровлях, И в инее столбы, И, словно иероглиф, Дым вьется из трубы. Сравненье пустяково, Но на моем пути Для Виктора Петрова Локальней не найти!

1950

У окна

Гляжу: на поляне, где пыль снеговая, — Береза прямая, береза кривая. И обе прекрасны. Но, боже ты мой, Дай жизнь мне окончить березой прямой.

1958

«Я верю — и в этом моя вина…»

Я верю — и в этом моя вина, — Что сбудутся наши сны, Что нас хорошо научила война, Как жить — после войны: Я стараюсь спать восемь часов, Хотя не сплю до утра, И калитка не заперта на засов, И собака моя — добра.

1965

Ташкент, Искандеру Абдуррахмановичу Хамраеву — кинорежиссеру

О Искандер, Абдуррахмана сын, Куда тебя нелегкая умчала? Еще не дожил ты до тех седин, Когда мечтают все начать сначала. Ты, юный друг, ходил под стол пешком, Не сознавая своего таланта, Покамест я равнину Самарканда Изъездил всю на лошади верхом. Ты, не слыхавший в жизни никогда Ни свиста пуль, ни грохота орудий, А ныне — в небе многих киностудий Внезапно засиявшая звезда. Поймешь ли моего призыва суть: Она не в том, чтоб после слов привета, Налив вина, всучить тебе либретто С невиннейшею просьбой: протолкнуть. Нет! Потому тебя я видеть рад, Что по контрасту, мой холеный отрок, Я вспомню Среднеазиатский округ Таким, как был он тридцать лет назад. Я вспомню ледяные склоны сор И знойные барханы Каракумов, Где мудрый Федин и хитрец Мелькумов Бойцов учили подчинять простор. И переулки старого Ташкента, И дымную ночную чайхану, И — что сейчас звучит уже легендой — Застенчивую девушку одну. Явись! И ты получишь в должный срок Немного водки и немного плова. Поскольку в этом смысле в Комарово Сосуществуют Запад и Восток. Когда, поев, изволишь ты прилечь, Склоняясь телом томным и усталым. То мне на миг покажется сандалом Электронагревательная печь. ...Мороз крепчает, слабого губя. Но ты силен! Явись из дальней дали! Врагов твои герои побеждали, Ты — ради дружбы — Победишь себя!

1962

Александру Прокофьеву

1

За окнами сразу идет во тьму Спокойнейшая Нева. Хозяин сидит, И плывет в дыму Тяжелая голова. Перо в руках И «сафо» в зубах Одинаково горячи. И дымит табак, И сидит байбак В кресле, как на печи. Учтя домашних туфель нрав, Блаженствуют пока, Лукавым лаком просияв, Калоши байбака. Заходит месяц пухленький, Рассвет восходит тоненький; Умнейший кот республики Лежит на подоконнике. Пора кончать. И спать пора. И катятся едва Из-под весомого пера Отменные слова. Нажмите, хозяин, Побейте беду,— С поэзией — дело табак... И вот надевает шинель на ходу И маузер взводит байбак. И следом за Вами, куда ни пойдешь, Военные трубы похода, И следом за мною пошла молодежь Ребята девятого года. Игра по-хорошему стоила свеч: Шеренга врагов поредела... И

это действительно верная вещь, Воистину кровное дело!

2

Снова утро заморосило, За Невой залегла заря. Сентября золотая сила Осыпается просто зря. Против этой поры соседства, Против осени — боже мой! — Есть одно неплохое средство, Называемое зимой. За ночь снег заметет поляны, Нерушимую тишь песка... Так, негаданно и нежданно, Смерть появится у виска. Может, где-нибудь под Казанью Подойдет она, леденя Высшей мерою наказанья — Дружбой, отнятой у меня. Покушались — и то не порвана. Мы ее понимали так: Если дружба, то, значит, поровну Бой, победу, беду, табак. Мы шагали не в одиночку, Мы — в тяжелой жаре ночей Через жесткую оболочку Проникавшие в суть вещей. Сквозь ненужные нам предметы, За покров многолетней тьмы, В солнце будущего планеты Не мигая смотрели мы. Нас одна обучала школа — Революция, только ты Выбирала слова и голос Через головы мелкоты. И, по воле твоей сверкая, Наша дружба кругом видна — Драгоценная и мужская, И проверенная до дна.

1933

«Мы славили дружбу наперекор…»

А. А. Прокофьеву

Мы славили дружбу наперекор Молве. К хитрецам — спиной. Мы славили дружбу, а не разговор За столиками в пивной. Понятие, выросшее в огне, Отбросившее золу, Суровое братство, которого нет И быть не может в тылу. Зачем же поэзии вечный бой Изволил определить — В одном окопе да нам с тобой Махорки не поделить!

1934

Старым смоленским друзьям

Юность всяким превратностям рада, Ей бы только менять города: Кто-то выбрал гранит Ленинграда, Кто-то стал москвичом навсегда. Тридцать лет не бывал я в Смоленске, Не видал — от греха своего — Ни садов его в солнечном блеске, Ни стены знаменитой его; И закатов его, и рассветов, Колыбелей его и могил... И в Смоленскую школу поэтов Македонов меня не включил. Почему же все чаще и чаще, От Невы до истоков Днепра, Наподобие птицы летящей, Сны уносят меня до утра. Окружают меня чудесами И тревожат всю ночь напролет, Будто там — на углу под часами — До сих пор меня девушка ждет, Чтобы вместе, знакомой тропою, Нам добраться до Чертова рва, Где, укрывшись в овраге от зноя, Лихорадочно дышит трава, Чтобы в небо родное вглядеться, К роднику ледяному припасть И вдвоем воскресить наше детство И доподлинной родины власть.

1963

РАЗМЫШЛЯЯ ОБ ИСКУССТВЕ

С чего начинается

Если — в самые разные сроки — Ты ни разу не сдался в бою, То сойдутся в одно твои строки И составят поэму твою. Пусть теперь, через многие лета, Ищешь ты отпущенья грехов — Лебединая песня поэта Начинается с первых стихов.

1963

Караван

По ночам, чтоб отдохнуть от зноя, Трудится — безропотен и строг — Под широкой лунной белизною Караван неторопливых строк. Верен многолетней дисциплине, Продолжает он ночной поход... Где-то — за пределами пустыни — Лают псы. А караван идет.

1964

«Молчанье озлобляет нас. Но ложь…»

Молчанье озлобляет нас. Но ложь — Она, в своем рассчитанном звучаньи, Давно Поэзию не ставит в грош И потому — опаснее молчанья. Где ж Совнаркома грозная печать И ленинская подпись под декретом, Где навсегда запрещено поэтам: Во-первых — лгать, а во-вторых — молчать?!

1964