Избранное
Шрифт:
«А-минь!»
Гусси выпрямился, отбросил пустую гильзу и гнусаво завыл: «А-минь!»
«Ха-ха-ха! Ты чертовски на него похож!»
Триггви из Прибрежного выругался так грязно да смачно, что превзошел в этом своего двоюродного брата Скули. А ведь совсем недавно был примерным конфирмантом, даже прослезился, когда торжественная процессия шествовала вокруг алтаря.
«Дай мне, — сказал он. Тут снова последовала нецензурная брань. — Я тоже хочу…»
«Погоди!»
Гусси сунул руку в карман, вытащил еще один патрон и, ухмыляясь, стал заряжать.
«Хочу поджечь сьере Бёдвару сучок
«Ха-ха-ха! Сучок!»
Маленький Магнус, бедный дурачок, смотрел, улыбаясь и пуская слюни, на того, над кем сейчас совершалось надругательство, не видя ничего удивительного ни в выходках разошедшейся компании, ни в том, что все это происходит на глазах у пастора.
«Гусси сейчас тебя стрелять! — вымолвил он, сияя от радости, и жалобно захныкал — А меня туда не пускают!»
На берегу разом стало тихо. Они заметили его, увидели на гребне. Братья с Песков бросились наутек, помчались вдоль берега, как пристыженные щенята. У двоюродных вид тоже был сконфуженный, оба не смели поднять глаз. Они не побежали, как братья с Песков, но быстро пошли следом за ними и скоро скрылись из виду. Гусси, однако ж, ухмылялся по-прежнему — будто ничего не случилось. Повозившись немного с заряженным ружьем, он стал на колени у борта лодки и притворился, что целится в шест.
«Мне нельзя с ними! — скулил маленький Магнус. — Мне с ними нельзя!»
Тишина, дрожа, натягивалась как струна, казалось, еще немного — и она лопнет. Он молча повернулся и, не отвечая дурачку, не дожидаясь, пока Гусси спустит курок, торопливо спустился с гребня, обогнул сушильни и вернулся на тропинку, по которой шел раньше. Он прошел совсем немного, миновал огороды, принадлежавшие Прибрежному. Не успел он ступить на широкую проезжую дорогу, ведущую к деревне, как игра началась снова, в чем он и не сомневался. Крики были уже не такие громкие и не слишком уверенные, но в тоне, каким их вожак изображал церковную службу, звучали все те же мстительность и злоба: «А-минь! А-минь!»
Что все это означало? Что было всему этому причиной? Как ему следовало расценить поведение этого взрослого парня, почти девятнадцатилетнего? Он что же, по умственному развитию под стать своим дружкам, желторотым мальчуганам, только что прошедшим конфирмацию, а то и вовсе еще не конфирмованным, легко поддающимся любому влиянию, падким на всевозможные шалости? Или он испытывает внутреннюю потребность во что бы то ни стало унизить своего духовного пастыря, выставить его на посмешище и тем отплатить ему за доброту и снисходительность? Ведь парень-то не заслуживал такого отношения. Он давно уже начал позволять себе дерзости, еще с лета, когда они наняли его покрасить дом, снаружи и частично внутри — столовую, спальню, кухню, — и он целые дни проводил у них. В конце концов он сделался в семье своим человеком, настолько, что без стеснения распевал псалмы на какой-нибудь веселенький мотивчик, хулигански переиначивал текст и даже, уплетая за обе щеки угощение, ухмылялся и отпускал иронические замечания. Это Гвюдридюр его пригласила, это она договаривалась с ним об оплате. Это она…
Сьера Бёдвар, помахивая тростью, медленно шел рядом с женой. Похоже, он был чем-то раздражен. Мрачная тень все ползла и ползла из
— Как ты говоришь? Наш дом?
Фру Гвюдридюр посмотрела на него удивленно.
Он дрогнувшим голосом повторил свой вопрос:
— Ты сказала — нашдом? И нужно покрасить крышу?
Фру Гвюдридюр кивнула.
— Ну конечно. И крышу, и окна.
— Нашдом? — Сьера Бёдвар взмахнул палкой, голова его опять мелко затряслась. — Разве мы живем в этом доме одни?
— Просто я так выразилась. — Фру Гвюдридюр вздохнула. — Я знаю не хуже тебя, что мы живем не одни.
— То-то и оно! — Сьера Бёдвар махал и махал тростью. — Но может быть, ты предварительно договорилась с соседями? Может быть, это они попросили тебя заняться ремонтом?
— Я не намерена советоваться ни с ними, ни с кем другим о том, что считаю совершенно естественным, — отрезала фру Гвюдридюр. Она была явно не расположена поддерживать этот разговор.
— Ничего себе! Интересно, что бы ты сказала, если бы они вдруг начали вести себя так, будто нас в доме нет? — Сьера Бёдвар судорожно глотнул ртом воздух. — И вообще, я впервые слышу, что крыша начинает ржаветь…
— Я тебе говорила об этом всего несколько дней назад. Ты, конечно, уже забыл.
Чушь! — подумал сьера Бёдвар, но не стал утверждать этого вслух. Он допускал, что жена, возможно, права. В том, что касалось событий недавнего прошлого, он не мог твердо полагаться на свою память.
— И все-таки надо было сперва посоветоваться с соседями, — буркнул он сердито. — Как можно ни с того ни с сего приглашать маляра?
— Можно подумать, он согласился!
— Это неважно! Ты все равно должна была сначала договориться с соседями! — Сьера Бёдвар взмахнул палкой и произнес внушительно, чеканя каждое слово: — Приглашаешь человека красить крышу и рамы, будто дом принадлежит тебе одной! Если только его можно назвать человеком, — прибавил он. — Этого болтуна и пройдоху!
— Я подумала, во сколько это нам обойдется, — сказала фру Гвюдридюр. — Не знаю, как тебе, а мне вовсе не улыбается платить по счету за каждый квадратный метр. Все и так жалуются на расценки.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что онпомог бы нам сэкономить? — Сьера Бёдвар на секунду замер, у него даже дух перехватило. — Что благодаря этому наглому бездельнику и фанфарону я смогу положить в карман несколько крон?!
— Да что с тобой? — спросила фру Гвюдридюр. — Чего это ты вдруг точно с цепи сорвался?
— Это же тунеядец, вконец испорченный, преступный элемент! И он такой с пеленок! — Сьера Бёдвар не мог успокоиться. — Сколько он загубил гаг! Ведь его дважды хотели отдать под суд: один раз за то, что он гнал самогон, другой — за браконьерство.
— Не понимаю, чего ты так разошелся? — Фру Гвюдридюр говорила громко, напористо. — Почему это нельзя спросить у него, не возьмется ли он за покраску? Разве мы не обращались к нему за помощью, когда жили еще в Адальфьёрдюре? Разве он не покрасил наш дом?