Избранное
Шрифт:
И Черников отличился: разделался с двумя мощными машинами, набитыми солдатами. Это была, надо сказать, на редкость удачная операция - хоть вставляй ее в учебник партизанской тактики. Потребовалось всего два снайперских выстрела по фашистским водителям на крутом повороте. Их уложили насмерть, а машины с грузом, никем не управляемые по инерции в… пропасть. Отлично!
Говорят, голь на выдумки хитра. У нас выдумщиков - хоть штучно, хоть дюжинами.
Позже, летом 1942 года, в дни самых напряженных
– установили прочную радиосвязь с городом и когда к нам стали прилетать самолеты, произошел такой случай.
Дед Кравченко после контузии отлеживался в шалаше и ужасно тосковал. Отлежался кое-как - и ко мне.
– Что скажешь, Федор Данилович?
– Я хотив спросить, чи нэ можна знайты таку вынтовку… Ну, таку… з биноком?
– Снайперскую, что ли?
– Ага!
– Зачем?
– Добрэ було б из скалы на спуске по шофэру - бах!., А машина сама в обрыв, тилькы зашелэстила б… А, товарищ командир?
– Ишь ты, а кто же стрелять умеет?
– Знайдутся, ей-богу, знайдутся!
Мысль деда была интересной.
– Ладно, насчет снайперской винтовки попросим Севастополь, дадим радиограмму! Отдыхай, дед.
Мы послали радиограмму, и к вечеру следующего дня нам привезли три снайперских полуавтомата.
Харченко, друг Федора Даниловича, долго вертел в руках лакированную новенькую винтовку.
– Добра штучка и сподручна. Я гарно стриляв из вынтовки з оптыкою, из трехлинейной. На триста мэтрив в блюдце попадав. Товарыщ начальник, а що як я пиду? Выбэру мистэчко на дорози и по фашистах… а?
– Да куда же вам, еле на ногах держитесь…
– На ногах! Да будь воны прокляти, ци сами ногы! А як бы я в самому Севастополи був? Ни, я пиду… На карачках полизу… Давайтэ дида Кравченко.
Взяв пятидневный запас продуктов, два старика отправились к Байдарским воротам на охоту за немецкими шоферами.
Прошло несколько дней, к нам прилетел летчик из Севастополя - Битюцкий. Он рассказал о боях под городом. Но героем нашего костра был дед Кравченко.
– От скаженный Фэдосий, так и остався на своему мисти, а мэнэ прогнав, - рассказывал дед.
– Ты, каже, Фэдя, иды скажи, яки у нас дила, та попросы у командырив бронэзажигательных пуль. Я спросыв: «Для чого?» Вин каже: «Бачыш, скилькы бакив з горючым? Их треба спалыть».
– Расскажи толком, а то понять тебя трудно, - добивался начштаба района, приготовив лист бумаги для рапорта.
– Прыйшлы мы, значыть, к Чертовой лестнице, товарыш пидполковнык. Ишлы два дни. Спустылысь на дорогу. Метрив трыста вид нэи - отвесна скала. От мы, два дурни, и карабкалысь ночью на нэи. Утром пишлы машины… Кучамы, кучамы. Пройдэ одна куча, за нэю друга - и всэ на фронт… Харченко и каже: «Ты по сторонам дывысь, а я машины буду подстрелювать».
Вот показалась одна машина - подстрелив. Машина тилькы задом выльнула… В обрыв пишла. Добрэ, сыдымо опять. Знов пошлы машины кучэю. Нихто нас нэ бачэ. Чэрэс час-два легкову пидчэпылы. Шофэра - на бок, машина - стоп! Багато понаихало фрицив.
– Расскажу в Севастополе про двух дедов. О них уже сам командующий расспрашивал, - восхищался Битюцкий, предлагая деду папироску.
– Ни, я самосаду. Покрипше. Розкажить, товарышу летчик, як там в городи?
– Атакуют день и ночь. Вчера фашисты четыре раза ходили в атаку. Эх, аэродромы у нас там неподходящие, а то бы мы им всыпали!
– Товарищ летчик, пора. Все готово к полету,- доложил дежурный по партизанскому аэродрому.
Попрощавшись с нами, Битюцкий - в который уже раз!
– отправился в свой опаснейший рейс.
…И балаклавцы лицом в грязь не ударили: комиссар Терлецкий открыл счет на третьи сутки. Он рейдировал по Байдарской долине и ударил по немцам на том самом перевале, где били врага еще томенковцы с проводником Арсланом, снял кабель под Шурами, убил немецкого подполковника под носом у штаба бригады и, потеряв в бою двух партизан, вернулся на базу.
А вот Калашников с трудом выскочил из Коккозской долины. Она, эта долина, как заноза в пятку Кузьме Никитовичу. То-то он противился, хитрил - лишь бы отвести от себя поход, но я не уступил. В конце концов степняки должны показать, на что они годны.
Пошел Калашников с обходцем, где-то на задворках разбил одинокую машину, но этого было достаточно, чтобы растревожить весь улей. Батальоны егерей прочесывали долину, заблокировали все выходы из нее, и Кузьма Никитович с трудом ноги унес. А теперь вот сидит в штабе и доказывает, что его напрасно обижают, и он бы не хуже Зинченко разделался с мостом…
Я улыбаюсь: эх, Кузьма, Кузьма, как ни выкручивайся, а должок за твоим отрядом и за тобой лично так и остается.
Он уходит, нахлобучив шапку на лоб.
Большой, взрослый человек, а вид как у наказанного ребенка.
Вообще- то мы довольны. Район, на мой взгляд, первый боевой экзамен выдержал!
От нас пошла цепная партизанская реакция: дивизию бил Кривошта со своими ялтинцами, затем алуштинцы подключились, симферопольцы - три отряда, били Городовиков, Чуб, Генов. Подсыпали ей и наши летчики с кубанских аэродромов, Ей досталось как следует, но дело в гораздо большем. Манштейну мы будто заново показали себя: вот наша сила! Она как сжатый кулак. Мы не только по носу щелкаем, но можем бить наотмашь!
Что же касается связи с Севастополем - ни шагу вперед!
Нет важнее задачи, чем эта!
Маркин снова пойдет, но с кем?
Крупная задача по плечу человеку с крупным характером.
Александр Степанович Терлецкий! Характер, упорство! Вспоминаю Форосскую заставу, Байдарские ворота, взрыв батареи. Сух, официален, но тому, кто помешает выполнить данный ему приказ, оторвет башку. И местность знает.
Отряд без него проживет, хотя лишать его такого воина, каким являлся Александр Степанович, грешно.