Избранное
Шрифт:
Прежде Тэ была возлюбленной Хана. Прошлым летом Хан проводил каникулы дома, и вот Тэ как-то раз зашла к ним за листьями тутовника. Тэ всегда покупала листья тутовника у них, так что тут ничего удивительного не было. Ничего удивительного не было и в том, что в доме у них как раз в это время никого не оказалось. Все ушли, кто на рынок, кто в поле, только Хан валялся, задрав ноги и почитывая книжицу, один из тех романов, кои наперебой рассусоливают о любви городского парня и деревенской девушки. Героини таких романов всякий раз оказываются столь прекрасны, нежны и чисты, что Хан не на шутку размечтался о подобной красотке… Потому-то,
— Простите, госпожа Кыу дома?
— Да, да!.. Мама дома. Проходите, пожалуйста…
Он выпалил это довольно складно, первое замешательство прошло. А уж стоит неповоротливому нашему языку разразиться какой-нибудь мало-мальски связной фразой, как он тут же обретает удивительную гибкость. Хан мигом сообразил, что он, сын уважаемых людей, учится в городе, одет с иголочки, носит европейские башмаки, а его напомаженная голова начинена великими познаниями… Одним словом, у него есть все, что может сделать его предметом мечтаний местных девиц, и посему нечего так робеть. К нему сразу вернулось все его красноречие, может быть, чуть излишнее, чем приличествовало бы для подобного случая, а потому слегка смахивающее на речи во хмелю.
— Прошу вас, входите. Я прогоню собаку… Пожалуйста, идите вперед, а то как бы она вас не покусала.
— Извините за беспокойство…
— Что вы, что вы…
Тэ, чуть приподняв край одежды, двинулась первой. Хан с улыбкой наблюдал этот милый жест. Во дворике перед домом Тэ остановилась и вежливо кашлянула: штора на двери оставалась плотно опущенной, и девушка так хотела предупредить хозяйку. Хан понял и, притворившись, позвал:
— Мама, у нас гости!
Никакой мамы, конечно, не было, и ответа не последовало.
— Верно, она на пруд вышла, — поспешил сказать Хан, — заходите, посидите, пожалуйста, минуточку, пока я за ней сбегаю.
— Нет, нет, — остановила его Тэ. — Не стану вас утруждать… Я пойду соберу листья тутовника, а когда она вернется, мы с ней обо всем договоримся…
— Хорошо, как хотите. Значит, вы покупаете у нас тутовый лист? — обрадовался Хан.
— Да…
— Тогда идите прямо в сад, я сейчас прогоню собаку.
— Ах… нет, не надо. Раз я уже в доме, собака не тронет.
— Я пойду с вами, на всякий случай. Собака у нас злая, не ровен час исподтишка укусит.
— Вот как! Простите, а где ваша сестра?
Хан понял: Тэ намекает, что лучше его младшей сестре заняться собакой, и поспешил ответить:
— Сестренка в поле…
— Ах, вот почему ее не слышно!
— Да, если она дома, такой стрекот стоит! Я все время ее за это ругаю; нельзя быть такой болтушкой. Но она никого не слушается!
Они были уже возле тутовых посадок. Тэ опустила свою корзинку на землю и, оглядевшись, произнесла:
— Собаки нет, так что возвращайтесь домой, тут ведь жарко.
— Не беспокойтесь. Я постою, посмотрю, как вы обрываете листья. Поучите меня немного?
— Что вы! Я плохо обрываю, у меня никакой сноровки. И потом, чему тут
— Нет, не скажите! Конечно, если просто обрывать листья, так кто их не оборвет? Однако на умелого сборщика просто загляденье посмотреть. А у вас, я вижу, это удивительно красиво получается!
Тэ щурилась и смеялась, прикрывая рот ладошкой и зажатыми в ней сорванными листьями тутовника. Щеки ее еще сильнее заалели, и в голосе появилось чуть побольше тепла:
— Ах, ну что вы!
— Нет, в самом деле! — весело настаивал он. — У вас все движения такие изящные. Вот любуюсь на вас и чувствую, как мне самому хочется стать тутовником, чтобы…
Хан запнулся, увидев, каким строгим сразу же сделалось лицо Тэ. Она притворилась, что ничего не слышала, и перевела разговор:
— Уже запустили тутовник, всего несколько лишних дней, а он чересчур густой стал.
Хан промолчал. Вид у него был смущенный. Наверное, Тэ заметила это и пожалела его, потому что она снова затеяла разговор:
— Что же вы не поможете мне, так быстрее будет. Одной и к обеду не управиться!
— Ох, простите! Конечно, помогу! — бурно обрадовался Хан. — Только вы не подумайте, что я…
— Я заплачу вам за труд!
— Нет, нет, никакой платы! Только уговор: давайте не будем на «вы». Мы ведь ровесники. Вам сколько лет?
— Простите…
— Нет, не «простите»…
Тэ, прикрывая рукавом смеющийся рот, кокетливо спросила:
— Так как же мне к вам обращаться?
— На «ты»… — проронил он и, чтобы избавиться от смущения, даже попробовал рассмеяться.
Тэ покраснела, однако тоже улыбнулась и перечить не стала. Он понял, что рыбка клюнула, и решил попытаться быть смелее:
— Скажи, сколько тебе лет?
— Сколько ты дашь?
— Восемнадцать?
— А вот и нет! Семнадцать!
— Как хорошо! Мне восемнадцать! Прямо как в пословице: парню пристало постарше быть. — И засмеялся.
— Вот еще! — Тэ сделала было вид, что разгневалась, но тут же сама разразилась смехом.
Так, слово за слово, их беседа зашла настолько далеко, что отпала необходимость в каких-то намеках. Завершилась она тем, что Тэ сказала:
— Об этом нужно моих родителей просить… А я не знаю, что и сказать…
Что означало: мою склонность ты и так завоевал. Не настолько он был дурак, чтобы не понять. И если бы он заикнулся матери, чтобы сосватали для него Тэ, то, скорее всего, они стали бы мужем и женой. Однако он постеснялся это сделать. Кстати, он не мог припомнить ни одного романа, где развязка выглядела бы столь банальной. К чему думать о браке: Хан мечтал только о любви. А чем их любовь была не хороша? Итак, он не стал просить мать взять ему в жены Тэ. Он попросил у нее только денег — на медную трубку, из каких стреляют по пернатым. Потом он наделал из глины маленьких пулек, высушил их, обжег, набил ими полные карманы и целыми днями стал пропадать на охоте. Чаще всего он караулил птичек за пагодой. Никто ничего и заподозрить не мог, благо птиц там было видимо-невидимо. А между тем рядом с пагодой были и заросли тутовника, притом очень хорошие, и каждые четыре-пять дней Тэ отправлялась туда на сбор листа. Раз за разом в этой книге романа прибавлялись все новые и новые страницы. И вот когда летние месяцы подошли к концу, Хан презентовал Тэ на память белый шелковый надушенный платочек с сиреневой каемочкой и вышивкой — сидящая на цветочке бабочка, а рядом сплетенные вензелем инициалы — «Х» и «Т». Платочек Хан заказал в городе, потом сам надушил его, завернул в глянцевую бумагу и преподнес Тэ…