Избранное

Нам Као

С тупым любопытством поглядывая на бананы, Ти Фео спустился в сад и, не заходя в дом, направился к воде. Ти Фео решил окунуться, чтобы прошел зуд, а потом прямо в саду завалиться спать. Чего лезть в душную хижину? Что ему страшиться росы и ветра, если он не боится хватиться головой об стену или раскромсать лицо осколком бутылки.

Ти Фео подошел к берегу и вдруг застыл в изумлении: возле воды кто-то был. Ти Фео вгляделся повнимательнее: точно, человек, и к тому же женщина! Сидит себе, развалясь, между двумя кувшинами, прислонившись спиной к стволу банана. Да, это женщина! Длинные распущенные волосы ее ниспадают на обнаженные плечи и грудь, руки как-то беспомощно вытянуты вдоль тела, голова запрокинута, рот широко открыт. Словно женщина смотрит на луну. Не

поймешь, спит она или мертва. Ноги ее покоятся на земле, задравшаяся рубашка обнажает полные бедра. Ярко светит луна, и женское тело, купающееся в ее лучах, кажется призрачно белым. При свете луны все видится прекрасным.

У Ти Фео пересохло во рту. Он судорожно глотнул и почувствовал смутную тревогу. Дрожь пробежала по всему телу. Что это с ним? Ведь если кому и следует дрожать, так это ей, глупой женщине. Ишь, вздумала спать здесь, рядом с его домом, да еще в таком непристойном виде!

Однако удивляться было нечему. Тхи Но могла бы посостязаться в глупости с любым дураком из народной сказки, а уродлива была так, что сам черт при встрече с ней испугается. Природа точно посмеялась над ней: голова у нее была приплюснута сверху, от чего лицо казалось непомерно широким, но щеки были впалыми. Будь они хоть полными, ее лицо смахивало бы на свиное рыло, а это, пожалуй, лучше, потому что подобные лица нередки. Толстый, шероховатый, как апельсин, и вечно красный нос Тхи Но нависал над самыми губами, тоже толстыми и мясистыми, словно они старались превзойти размерами нос и от этих стараний растрескались. Огромный рот выглядел еще больше, потому что был темно-красным от бетеля. Впрочем, нет худа без добра: это хотя бы скрывало природный серый цвет губ. Зубы выросли огромными, будто нарочно, чтобы не так бросались в глаза безобразные губы.

Глупость Тхи Но была для нее особой милостью небес: будь она наделена разумом, она была бы обречена на страдания с того самого дня, как купила свое первое зеркало. Женщина была бедна, поэтому никто на ней не женился, иначе на свете было бы одним несчастным больше. Осталось еще сказать, что в роду у нее были прокаженные. Этим и объяснялось ее вечное одиночество. Парни шарахались от нее, как от змеи. Тхи Но перевалило уже за тридцать, а в деревне Вудай девочек выдавали замуж в восемь лет, в пятнадцать они рожали. Редко встретишь двадцатилетнюю женщину, которая бы еще не стала матерью. У Тхи Но не было никого, не только мужа, но и родственников, — одна только старуха тетка, старая дева. Женщины жили вместе. Так уж записано в книге судеб: никто в этом мире не должен быть одиноким.

Тетка служила у торговки бананами и бетелем и сопровождала джонки с товаром в Хайфон, а иногда в Хонгай и Камфу. Тхи Но ходила на поденную работу. Они ютились в бамбуковой хижине, от сада Ти Фео их отделяла только небольшая дамба. Жилище Ти Фео стояло на берегу, а их — ближе к деревне. Может быть, поэтому Тхи Но и не боялась Ти Фео, перед которым трепетала вся деревня. Ко всему, что рядом, привыкаешь, даже к самому страшному. (Вот рассказывают, что сторожа зоологического сада про тигров и пантер говорят, будто те смирны, как кошки.) Да и с какой стати ей было бояться? Никто еще не покушался на уродство, бедность или глупость, а Тхи Но ничем другим и не обладала. К тому же Ти Фео весь день где-то шатался, возвращаясь домой, только чтобы поспать. Ну а во сне, как известно, никто не опасен.

Тхи Но дважды в день, а то и трижды проходила через его сад, где была небольшая тропинка, ведущая к реке. Раньше все ходили этим путем за водой или стирать. Но с тех пор, как здесь поселился Ти Фео, благоразумные люди предпочитали окольную дорогу. Одна глупая и упрямая Тхи Но продолжала поступать по-своему. По лени или по привычке она ходила к реке прежней дорогой. Один раз даже заглянула в хижину Ти Фео попросить огня, в другой раз — немного водки, чтобы растереть ноги. Разбуженный Ти Фео сердито пробурчал, что водка в углу, пусть берет сама, сколько нужно, а его оставит в покое. Словом, Тхи Но не могла понять, почему люди так боятся Ти Фео.

В этот вечер Тхи Но, как обычно, отправилась

к реке за водой. Можно подумать, луна никогда еще не светила так ярко. Легкая рябь на реке вспыхивала великим множеством золотистых искр. На эту красоту можно было бы смотреть без конца, если бы глаза не уставали. Прохладный ветерок, словно опахало, овевал уставшее тело, и Тхи Но потянуло ко сну, веки ее отяжелели. С нею такое случалось часто — где бы она ни находилась и что бы ни делала, она засыпала прямо на ходу и справиться с собой уже не могла, за что тетка звала ее соней и недотепой. Тхи Но сладко зевнула и подумала: «Вода от меня не убежит. Поставлю-ка я кувшины да отдохну немного». С полудня и дотемна Тхи Но мотыжила твердую, как камень, землю. А часто ли оказываешься в таком укромном местечке? Тхи Но сняла блузу, опустилась на землю и привалилась к стволу. Позу ее нельзя было назвать скромной, но Тхи Но понятия не имела о приличиях. Такие люди, как она, не задумываются о столь отвлеченных вещах. К тому же вокруг не было ни души. Ти Фео еще не вернулся, а вернется вдребезги пьяным, сразу завалится спать. С какой стати являться ему сюда? А если даже явится, что из того? Ни разу за всю жизнь на Тхи Но никто не посягал, и потому она никого не боялась. Женщина сидела, чувствуя, как сон все сильнее овладевает ею. «Ладно, — решила Тхи Но, — посплю немного. Что здесь, что дома, все одно — где спать. Так уж лучше на бережку. Тетка меня не хватится, она уехала с товарами и вернется дней через пять, не раньше». И Тхи Но уснула, уснула крепко и безмятежно.

Некоторое время Ти Фео обалдело смотрел на женщину, потом вдруг на цыпочках подкрался к ней — впервые, с тех пор как Ти Фео вернулся в деревню, он крался на цыпочках, — тихонько переставил кувшины и опустился рядом с ней на землю.

Тхи Но вздрогнула и очнулась — мужчина навалился на нее. Она инстинктивно попыталась освободиться, потом, уже окончательно проснувшись, узнала Ти Фео и, тяжело дыша, стала отпихивать его.

— Пусти!.. А то закричу… Народ созову… Слышишь? Пусти!..

В ответ Ти Фео захохотал. Как? Она хочет созвать народ? Но ведь до сих пор он один вопил на всю деревню, собирая любопытных. А она вздумала оспаривать его право?

И тут, совершенно неожиданно, он дико заорал, призывая на помощь. Он кричал так, будто его режут, но не выпускал из своих объятий женщины. Тхи Но широко открыла глаза от изумления и перестала сопротивляться. Чего это он кричит? Ти Фео не унимался. Однако люди, слава богу, давно привыкли к его воплям: обругают Ти Фео спросонок и снова заснут. Что, в самом деле? Одному нравится петь, другому — кричать; ну и пусть орет на здоровье. Только потревоженные собаки заливаются в ответ яростным лаем.

Вдруг Тхи Но рассмеялась. Она продолжала ругаться и колотить Ти Фео по спине, но теперь уже ласково, и все крепче и крепче прижимала его к себе. Вскоре они уже смеялись вместе…

Младенцы засыпают, насытившись материнским молоком, взрослые — натешившись ласками. Они спали рядом, и, казалось, так крепко, как никогда раньше. А над ними по-прежнему бодрствовала луна, по-прежнему легкая рябь воды вспыхивала мириадами золотистых искр.

Но вот Ти Фео проснулся и приподнялся на локте. Его тошнило, он ощущал такую слабость в теле, будто не ел три дня. Вздувшийся живот немного болел. Ти Фео понять не мог, что с ним стряслось… Ну конечно, живот схватило! Боль становилась все острее, Ти Фео даже скорчился. От дуновения ветерка его бил озноб. Ти Фео хотел подняться, но не смог и громко застонал от боли. Стоны раздавались все чаще и чаще…

Ти Фео засунул два пальца в рот. Сперва шла только слюна, потом наконец его вырвало. Тхи Но проснулась, села и с недоумением уставилась на Ти Фео. Она туго соображала и не сразу вспомнила, что с нею произошло.

Ти Фео в изнеможении опустился на землю, и снова его начал бить озноб. Глаза его помутнели…

Только теперь Тхи Но все поняла. Она положила руку на грудь Ти Фео и спросила:

— Не легче тебе?

На какое-то мгновенье Ти Фео задержал свой взгляд на лице женщины, затем снова бессмысленно уставился в пространство.