Избранное
Шрифт:
обратно в ствол.
– Давай!
– выкрикивал Малюга.
– Бери!
Давай - бери!.. Давай - бери!..
Вычистили орудие, наладили пулеметы и сразу же всей командой
стали на погрузку снарядов, зарядов, патронов, продовольствия.
Покончили с этим - подошел черед грузить топливо на паровоз. Тут
заодно и еще два дела сделали: проложили из будки машиниста в
деревянный блиндаж пожарный шланг, а в самой будке переменили фартуки.
Над
машиниста от непогоды. Но в бою такие фартуки не годились. Вместо
брезентов мы подвесили листы из толстого котельного железа. Броня не
броня, а все-таки кое-какое прикрытие машинисту от пуль.
Напоследок я приказал ребятам оборудовать контрольную площадку,
такую самую, какая была у Богуша. Без площадки было опасно выводить
бронепоезд в бой. Во-первых, следовало иметь под руками рельсы, шпалы
и все принадлежности для починки пути. А во-вторых, такая площадка,
прицепленная с грузом впереди, сама и путь контролирует: если
противник заложит под рельсы фугас, площадка своей тяжестью раздавит
его, взорвет, при этом, понятно, она и сама пострадает, но зато целым
останется поезд.
Было уже за полночь, когда мы наконец закончили подготовку поезда
к бою. Ребята едва стояли на ногах, они наскоро поплескались у
тендера, кое-как помылись и пошли спать. Даже ужинать не стали, до
того все умаялись.
У меня у самого ноги гудели, как телеграфные столбы. С трудом
вытянулся я на шинели. Шутка сказать, сколько в день дела
переделали!..
Лег я и сразу подумал: "Пожалуй, проверить бы не мешало, не
упустил ли чего. Сегодня упустил, а ведь завтра в бою уже и не
поправишь". Я достал записную книжку, положил перед собой карандаш и
стал припоминать все, чем мы занимались с самого утра. Но вокруг меня
ребята так храпели, так засвистывали, что я то и дело сбивался с
мысли. Да и самого меня неудержимо клонило ко сну...
– Ну хорошо, - сказал я себе вслух, чтобы сосредоточиться. -
Хорошо. Вот, скажем, рассвет. Машинист заряжает топку и поднимает пары
до красной черты, на все двенадцать атмосфер. Поднял пары. Стрелочники
делают стрелки на главный путь. Команда по местам. Я отдаю приказание
трогаться. Машинист отпускает тормоза, берется за рычаг и... Ах ты
черт возьми!
Я сел и протер глаза. Да ведь он же гудок даст и затянет во всю
ивановскую... Вот наверняка даст гудок отправления, по привычке! А
петлюровцы - до них рукой подать - сразу смекнут, в чем дело...
– Федорчук, - затормошил я лежавшего рядом матроса. - Федорчук!
Да ну проснись же!
Кое-как растолкал я матроса.
Он присел и, пошарив вокруг себя, ничего не спрашивая, стал
натягивать сапоги. Натянув, пошлепал губами и тут только совсем
проснулся. Широко, с удивлением раскрыл глаза.
– Пойди-ка обмотай гудок тряпками. Да покрепче сделай. Только уж
не заводи, прошу тебя, ссоры с машинистом.
Матрос насобирал тряпок, отрезал с телефонной катушки кусок
провода и пошел, обходя ящики и спотыкаясь о спящих.
А у самого меня уже и сон отлетел. Вот из-за пустяка, а могла бы
боевая операция сорваться.
Я приподнялся на локте и поглядел на ребят. Тусклый свет
дежурного фонаря освещал только небольшую часть вагона. Бойцы спали
вповалку. Но вот по скрюченным ревматическим пальцам ног я узнал
Малюгу. Лежит - пятки вместе, носки врозь и руки по швам, словно из
шеренги его вынули да так и положили. "Должно быть, от казармы
привычка", - подумал я.
...Вот доля у человека. Работал всю жизнь не разгибая спины,
взрослые сыновья ему помогали, да кое в чем племянник. Сколотил тебе
хозяйство, исправное, середняцкое. Разумный мужик, а ему и невдомек
было, сколько паразитов его силы точат. Царю подать снеси, помещику,
польскому пану, за арендованную землю отдай с урожая первые возы,
исправнику с женой - чтоб были подарки к именинам, уряднику всякий
праздник нужно на водку, да попу клади денежку на тарелочку... Крепка
у мужика шея - всех тащил. Но паразит сыт не бывает, он не отступится.
И начались с мужика поборы страшные, кровью... В 1914 году капиталисты
затеяли разбойничью империалистическую войну. Царь забрал у Малюги
сына - погиб сын. Забрал другого - пропал без вести. Но еще держалось
хозяйство - малолетки подросли, работали со стариком. А потом налетели
на село петлюровские банды. Старик заперся от них, знаться не захотел
с проходимцами - те и пустили ему в отместку красного петуха. С одной
кочергой в руках пришел Малюга на бронепоезд - да и ту Богуш украл:
взял себе вместо костыля.
И вот он спит, Иона Ионыч. Хоть на голом деревянном полу, а с
нами ему не жестко. К друзьям пришел, к братьям, союзникам. Довершим
войну победой - и встанет старик на новую дорогу, крепко встанет. Ох и
нужны будут советской мирной деревне исправные, умелые хозяева!
А матрос? Была у него жизнь? С малолетства толкался грузчиком по