Избранное
Шрифт:
жизнь деревни. И, отвечая на заданный ему из зала вопрос, он сказал
то, что думал:
– Кровавые трагедии, господа, подобные бездненской, принадлежат
истории.
Он заговорил о вдохновляющих переменах в России.
– Россия, господа, на пороге обязательного начального обучения.
Это означает всенародную грамотность! Лучшие люди и гении нашего
отечества всегда, мечтали об этом. В правительстве, как, вероятно,
всем вам известно, этот вопрос всесторонне
великие решения, а осуществлять их, господа, нам с вами!..
Сидят помещики, раздумывают по поводу "вдохновляющих перемен", а
лица кислые...
Прения по докладу не развернулись: давала себя знать близость
готовящегося бала. Дамы-устроительницы все нетерпеливее заглядывали в
дверь, строя недовольные гримасы: залы-де существуют для танцев, а не
для скучных рассуждений мужчин.
Поднявшись на трибуну для заключительного слова, Илья Николаевич
озабоченно посмотрел на часы. А из зала: "Господин Ульянов, не
торопитесь... Хотим вас дослушать!" Голос прозвучал не одиноко. В зале
воцарилась благожелательная тишина.
Кто же в результате доклада, который он провел как честную битву,
взял его сторону? Только не архиерей и не члены губернского совета! Да
и уездные деятели огорчили его... Но в зале труженики народного
образования - учителя, попечители и попечительницы начальных школ,
почетные при школах блюстители - все это люди из местной
интеллигенции, даже из уездов приехали на инспекторский доклад.
Илья Николаевич кратко изложил программу своей предстоящей
деятельности, отвесил залу низкий поклон и под аплодисменты сошел с
трибуны.
Откуда ни возьмись - Назарьев. Сквозь толпу пробился к кафедре.
– Радуюсь вашей победе! А вдвойне рад тому, что нашего дундука вы
обратили в бегство... Смотрите на архиерея! - быстро закончил
Назарьев.
Владыко что-то объявлял скорбным голосом.
Ульянов прислушался. Оказывается, председатель Симбирского
уездного училищного совета сложил с себя председательские полномочия.
Впоследствии В. Н. Назарьев написал об этих днях такие строки:
"Произошло нечто неожиданное... Точно вдруг среди суровой,
слишком долго затянувшейся зимы настежь распахнулось наглухо запертое
окно и в него полились лучи яркого солнечного дня. Да, это была
настоящая весна, это было время всяких неожиданностей и только что не
чудес. Да и как же не назвать чудом появление в наших палестинах таких
людей, как Илья Николаевич Ульянов, единственный в то время инспектор
народных школ на всю губернию, с первого же шага отдавший всю свою
душу возложенной на него обязанности". Это строки
Назарьева, опубликованной в столичной печати.
x x x
– Господин Ульянов, ну зачем так официально?..
Губернатор даже руками развел. Торопливо встал с кресла и, обойдя
свой обширный письменный стол, мелкими проворными шажками двинулся
навстречу инспектору. Взял его руку в обе свои, мягко пожурил:
– Я пригласил вас... хотелось запросто побеседовать. А вы в
полном параде!
Хозяин посмотрел на себя. Был он в простецком архалуке с
застежкой на крючках, на ногах - мягкие, домашние, уютно стоптанные
полусапожки. Только брюки с генеральским шитьем свидетельствовали о
сановитости мило улыбавшегося старика.
Ульянов стоял навытяжку, весь внутренне напрягшись. Визиты по
начальству были для него мукой. Ты уже не свободно мыслящий человек, а
чиновник такого-то класса, облаченный в темно-синий мундир с такими-то
знаками ведомства народного просвещения. Мало того, ты раб своего чина
и своего мундира. Вступает в действие этикет. Параграфы этикета вертят
тобой, как болванчиком, и усердно толкают в шею, требуя чуть ли не на
каждом шагу поклонов...
Сели в кресла. Друг перед другом.
Губернатор улыбается, и Ульянову в ожидании разговора ничего не
остается, как улыбаться.
Старик вздохнул и выразил сожаление, что не сумел присутствовать
на докладе господина инспектора народных училищ.
– Впрочем, наслышан, наслышан... В городе только и разговоров...
– Губернатор откинулся в кресле, и взгляд его вдруг стал сверлящим.
–
Так сколько вы у нас насчитали школ, господин Ульянов?
Илья Николаевич, будто не замечая недобрых огоньков в глазах
хозяина, повторил названную в докладе цифру.
Губернатор зло рассмеялся:
– Вот удивительно! А наши земцы насчитывают четыреста
шестьдесят!.. Впрочем... - Тут он сложил крестом руки на груди.
– Не
спорю, не спорю... Вы же, насколько мне известно, ученый математик!
Илья Николаевич не ответил на колкость. Тут старик перенес свой
гнев на земцев: его, своего начальника губернии, в какое положение
поставили перед министром!
Губернатор что-то обдумывал, и выражение его лица не сулило
приятностей. Ульянов заговорил, опережая его:
– Господин губернатор, я надеюсь, что наша Симбирская губерния
будет иметь четыреста шестьдесят школ.
Тот пристально посмотрел на собеседника. Быть может, он уже