Избранное
Шрифт:
— Дамы, господа и вещи!
По праву самой большой из присутствующих на этом собрании вещей я беру первое слово. До сих пор я не вмешивалась в междоусобицы ползающих по мне существ, — это говорила сама Земля, — но, уверяю вас, когда я сделаю это, вам придется покориться. В вашей близорукой гордыне вы забыли о моем существовании, вам в голову не пришло, что и я — вещь, притом такая, к мнению которой следует прислушаться в первую очередь, поскольку вся ваша сила — от меня. Но эта сила, позволявшая вам в слепом самообольщении якобы вершить вековую власть, по сравнению с моей — капля в море.
Не скрою, что смутное
Вас я обвиняю не только в гордыне по отношению ко мне, но и в гордыне по отношению к человеку. Вы, осмелившиеся взять бразды правления в свои руки, вы суть не более чем воплощение мечты человека. Вы — его фантазия, из его головы порождены вы, как Минерва из головы Юпитера.
Вы забыли того, кто одарил вас силой; того, кто Породил вас, вы унижаете и заставляете влачить жалкое существование. Вы допустили величайшую глупость.
Из всего сущего на мне человек благороднее всех, ибо есть в нем неземное. Растения и животные мне понятны, но человек — нет, его душа — загадка иного измерения, а Унижать его или высмеивать может только равный.
Все дело в этом неземного происхождения начале, которое у них именуется божественным, мы созданы для служения людям, в этом состоит наше высшее предназначение, а посему и высшее счастье. Лишь человек способен сделать вещь счастливой.
В гордыне вашей вы пренебрегли этим. Вещи среди вас, в которых искра божья сверкает ярко, возможно ярче, чем в самих людях, — произведения их искусства, — вы превращаете в ничто и отнимаете у них возможности самовыражения.
Я объявляю вам, что настал предел моему долготерпению, и повелеваю всем вернуться в прежнее состояние. В случае если в двадцать четыре часа мой приказ останется невыполненным, я превращу весь Амстердам в вулкан и похороню все сущее здесь под слоем лавы. Тогда я впитаю в себя строптивую плоть вашу и возвратитесь вы в лоно мое.
Люди!
Не сладко вам пришлось оттого, что все смирное множество вещей восстало против вас. Вы стыдитесь теперь своего бессилия, но гораздо больше вам следует краснеть за то, как вы пользовались властью, когда она была в ваших руках. Я всего лишь планета, мне не дано постичь все движения вашего духа, одно я твердо знаю: вы намерены создать нечто абсолютно чуждое замыслу мироздания, и, если вы попытаетесь и дальше следовать по этому пути, настанет день, когда я откажусь от сотрудничества. Я, в конце концов, хозяйка в своем доме.
Этот ультиматум я выдвигаю не от страха, мне бояться нечего, и самое страшное, что может произойти, лишь послужит моему омоложению, но мне хочется нести миру уверенное благополучие, а не отчаяние.
Задумайтесь хотя бы над тем, что я дарю жизнь деревьям, рождаю реки и не жду за это благодарности. Смысл всего сущего в вашем счастье. И стоит вам отвернуться от этого блага, как само вращение во вселенной может стать мне в тягость.
Посему предписываю вам впредь уважать каждую вещь. Теперь вы более, чем когда-либо, посвящены в сокровенную суть мироздания, не забывайте об этом.
Вам не сыскать помощника преданнее и послушнее вещи, своею волею поставили вы ее на помощь себе в соответствии с назначением, и пусть же назначение это будет руководить вами на благо всех и вся.
Внемлите моим наставлениям, ибо, случись когда-либо нечто подобное, я со своей стороны не обещаю выступить в роли посредника, хотя мне доподлинно известно: счастье не завоюешь переворотом, оно — в сердце.
Так закончила свою речь Земля, так закончилось собрание и завершился мрачный период истории.
Прошло еще двадцать четыре часа, все стало на свои места, хотя каким-то вещам и потребовалась починка.
Только пыль, которую Земля в своем ультиматуме обошла молчанием, закручивает теперь свои столбы с неведомой дотоле лихостью: она верит, что с возвращением власти к человеку осуществится и ее мечта о свободе.
Дорога воспоминаний
Перевод И. Волевич.
Большинство читателей рассматривают классический фельетон, то есть популярную статью по вопросам науки или культуры, как чтиво, предназначенное для людей низшего сорта, как нечто вроде сального пятна и глубоко презирают тех, кто заглядывает в газету лишь затем, чтобы с жадностью на него наброситься.
Однако если сопоставить это презрение с той серьезностью, с какой обычно воспринимается очередная мировая сенсация, то оно по меньшей мере смехотворно — ведь о чем, как правило, забывает рядовой читатель? О том, что сообщения о политических сенсациях, за которые он так ценит газету, ради которых частенько забывает свою жену и завтрак, суть не что иное, как рассказ с продолжениями, рассказ о происходящем в мире.
Мы все до конца дней своих имеем подписку на жизнь, и все происходящее в мире как раз и является фельетоном в газете-жизни. Каждый день есть результат дня предшествующего. И все написанные учеными исторические труды, все эти десятки тысяч толстенных томов — Буркхардт, [95] и Ранке, [96] и иже с ними — представляют собой не что иное, как «краткое содержание всего предыдущего».
95
Буркхардт, Якоб (1818–1897) — швейцарский историк и философ культуры, зачинатель так называемой культурно-исторической школы в историографии.
96
Ранке, Леопольд фон (1795–1886) — немецкий консервативный историк, занимался преимущественно политической историей Западной Европы XVI–XVII веков.
Таким образом, если один проглатывает научные и культурные фельетоны, а другой — политические новости, то это говорит лишь о разнице во вкусах, но никакого принципиального различия между ними нет.
Любая служанка знает, как досадно, если срок подписки на газету истекает прежде, чем закончилось печатание романа, — но такова наша общая участь. И для умов великих и любознательных это поистине трагично. У нас просто в голове не укладывается, что Ньютон никогда не был в кино, а Тамерлан никогда не садился в танк.