Избранное
Шрифт:
Правда, встречаются иногда провидцы, способные светом своего гения озарить будущее, такие, как Жюль Верн или ваш покорный слуга Белькампо (да и то лишь в первом томе своих сочинений). Давайте же сделаем то, от чего не в силах удержаться ни одна служанка: бодро, весело перевернем несколько страниц и украдкой заглянем в будущее.
Но не ждите от нас всеобъемлющей панорамы грядущего — это было бы выше наших возможностей. Мы ограничимся небольшим разделом одной определенной науки — нейрохирургией.
Нет в мире ничего более чудесного, чем человеческий мозг. В этом сходятся мнения всех философов и ученых. В опрокинутой вверх дном черепной сковородочке, на которой едва-едва можно зажарить ворону,
Но не будем тратить время на восхищенные разглагольствования, каждый из нас по себе знает эту мнимую бесконечность с ее мириадами образов, где можно сколько угодно бродить взад и вперед. Словно с факелом движемся мы по темному лабиринту залов, высвечивая по временам то одну, то другую стенную роспись, и не просто картины, но целые фильмы, цветные и озвученные. И каждый день возникают новые залы, новые пристройки. И все мы помогаем возводить один за другим эти новые залы и пристройки. В мозгу образованного человека помещаются, как в Амстердаме, какая-нибудь улица П. К. Хофта [97] или парк Вондела, [98] а у других — площадь Рембрандта.
97
Хофт, Питер Корнелис (1581–1647) — первый национальный поэт, драматург, историограф, заложивший основы новых форм лирики и стиля нидерландской прозы XVII века.
98
Вондел, Йост ван ден (1587–1679) — великий голландский поэт и драматург, чьи пронизанные гуманизмом и идеями борьбы с общественным злом трагедии составили вершину нидерландского Возрождения.
Чем дальше, тем все больше наука склоняется к убеждению, что вышесказанное — не просто метафора, что в нашем мозгу действительно существуют такие улицы и площади. Всему определено свое место, и, если кольнуть сюда, глядь — согнется рука, а если кольнуть в другом месте, глядишь, выпрямятся колени. Ученые знают: если отключить вот этот участок мозга, то забудутся все французские словечки, а если не функционирует другой — человек не понимает, что за штука часы или тарелка с бутербродами.
Все картины воспоминаний — а как еще можно их назвать? — занимают постоянные места в мозговой структуре и никуда не перемещаются, как предполагалось раньше, но все же слегка колышутся, подобно дуновению ветра в пустом пространстве. Наши воспоминания, если придерживаться научной терминологии, локализованы, и современные анатомы и нейрохирурги считают важнейшей своей задачей всемерно уточнить эту локализацию, настойчиво превращая ее в микролокализацию.
Году в 1965-м они уже смогут сказать: в таком-то поперечном срезе такого-то завитка, на площади во столько-то квадратных микрон заложена моя поездка в Арденны; или: в пятой извилине десятой впадины на глубине двадцати микрон Абе забивает гол.
Такова первая основная линия процесса развития.
А теперь вторая.
Наше сознание ползет или скачет галопом, озаренное восковой свечкой или факелом — у кого как, — по лабиринту нашего мозга, освещая то одно, то другое — словом, все, что нам заблагорассудится. Но вот закавыка: точь-в-точь как у иной фисгармонии, нажмешь на клавишу, а чуть дальше срабатывают еще несколько, так и здесь — осветишь что-нибудь — и хлоп! — гораздо дальше тоже вспыхивает огонек, а то и не один, вроде как целый ряд уличных фонарей. Картины воспоминаний не существуют по отдельности, но каким-то таинственным манером переплетаются с другими образами, так что мысль об одной вещи влечет за собой и мысль о других вещах.
Узы, связывающие наши мысленные
И потом, некое воспоминание, некий мысленный образ вовсе нам не безразличны. Они производят то или иное впечатление, заставляют печалиться или радоваться, несут эмоциональный заряд, опять-таки разный для разных людей. «Домик у моря», например, воплощает для одного самое прекрасное, для другого — самое мучительное из всего, что он когда-либо испытал.
Воспоминания бывают хорошие, а бывают и плохие. По счастью, плохие воспоминания со временем сглаживаются — отчасти потому, что их вытесняют более поздние переживания, отчасти потому, что человек привыкает к своему горю, — но порой встречаются воспоминания настолько скверные, настолько злокачественные, что они способны надолго отравить психику человека. И тогда он заболевает.
Что же делать такому человеку? Вначале он пытается развесить на путях к этим воспоминаниям таблички «вход воспрещен», но этого недостаточно, наш фонарщик не всегда обращает внимание на подобные запреты. И если не удается побороть болезнь, человек обращается к врачу.
Когда он в известной мере окрепнет духом и сможет сопротивляться своему недугу, некоторые врачи попробуют ему помочь, вновь воскрешая фатальные воспоминания и таким образом отнимая у них былые чудовищные черты. Приверженцы фрейдизма вдобавок выбирают путь затяжного, длящегося годами психоанализа и копания в прошлом, другие предпочитают добиться успеха молниеносной активизацией всех мозговых клеток, то есть тотальным приведением в сознание посредством электрошоков. При этом нередко создается впечатление, что воспоминание давно уже истлело само по себе, а вовсе не по милости табличек «вход воспрещен».
Для нас гораздо важнее другой метод, возникший в последние годы. Он заключается в том, чтобы отсечь ассоциативные пути, ведущие на так называемую вражескую территорию. Берут скальпель и на миг вводят его в мозг. Называется это лоботомией.
Конечно, кромсать что попало нельзя, необходимо оставаться в пределах белого вещества, то есть массы, сформированной из ассоциативных связей, в пределах трехмерного вместилища миллионов рельсов и миллиардов стрелок карманного формата. Скальпель хирурга перерезает несколько тысяч нитей, а среди них, видимо, и те, что нужно, поскольку иногда это помогает.
Следовательно, данный метод, не в пример двум предыдущим, не лишает воспоминание налета жестокости, но изолирует его, делает недоступным для сознания. Возникает непроницаемая перегородка из рубцовой ткани.
В наши дни в ходу все эти три метода. Последний, пока что крайне грубый, представляется самым перспективным, ибо технику его можно усовершенствовать, хотя, как именно этого достичь, мы толком сказать не в состоянии.
Эта линия развития к 1975 году сомкнется с вышеупомянутой линией микролокализации, и таким образом будет осуществлена вековая мечта ученых: вторжение в кору серого вещества, удаление оперативным путем вредных для здоровья человека воспоминаний — так называемая мнемоэкстирпация.
Итак, никаких длящихся годами сеансов на кушетке в кабинете психоаналитика, никаких мозговых электрошоков и лоботомий, а всего лишь проведенная в один прием совершенно безболезненная операция по уничтожению секретного вражеского передатчика.
Операция безболезненная, потому что сам головной мозг никогда боли не испытывает. Что же касается головной боли, то она гнездится на внешней периферии, в корнях волос или где-то возле них, хотя кажется, что идет она изнутри. Общеизвестно, что операции на мозге безболезненны и пациента усыплять не надо.