Избранные эссе
Шрифт:
Разумеется, нет никаких сомнений в том, что телевидение – это пример низкого искусства, чья цель – радовать людей, чтобы залезть к ним в карман. Ввиду экономики развлечения в национальном вещании, которое финансируется рекламой, единственная цель телевидения – и это не отрицал ни один причастный к ТВ со времен первых санкционированных испытаний компании RCA в 1936 году – увеличение количества просмотров. Телевидение – воплощение низкого искусства из-за своего желания привлечь и обогатиться на внимании беспрецедентного количества людей. Но низкое оно вовсе не потому, что вульгарное, сексуально озабоченное или глупое. Часто оно таким и бывает, но это лишь логическая производная его потребности привлекать и радовать Аудиторию. И я не говорю, что телевидение вульгарно и глупо, потому что вульгарны и глупы люди, составляющие Аудиторию. Оно такое просто потому, что люди обычно очень похожи в своих вульгарных, сексуально озабоченных и глупых интересах и дико отличаются друг от друга в том, что касается интересов изысканных, эстетических и благородных. Все дело в синкретическом разнообразии: в качестве продукта не виноваты ни медиум, ни Аудитория.
И все же за то, что отдельные американские человеческие существа потребляют вульгарное, озабоченное и глупое искусство в потрясающих дозах объемом в шесть часов в день, – за это должны ответить и мы, и в ТВ. Мы –
Величайшая ежеминутная привлекательность телевидения в том, что оно увлекает, но ничего не требует. Проходить стимуляцию можно в состоянии покоя. Получать, ничего не давая в ответ. В этом смысле телевидение напоминает то, что можно назвать Особым Угощением (таким, как, например, сладости, алкоголь), – т. е. вещи, которые в небольших дозах в целом безвредны и приносят удовольствие, но очень вредны в больших дозах и реально вредны, если регулярно потреблять их в количествах наравне с основными продуктами питания. Можно только гадать, какому литражу джина или весу плиток «Тоблерона» эквивалентны шесть часов Особых Угощений в день.
Говоря поверхностно, телевидение в ответе за то, сколько времени мы тратим на его потребление, лишь потому, что оно ужасно успешно справляется со своей задачей – с наращиванием огромного количества просмотров. В плане социальной ответственности представители ТВ очень напоминают производителей военного вооружения: никаких претензий до тех пор, пока они не станут чуть-чуть чересчур хороши в своем деле.
Но мне самой удачной кажется аналогия между телевидением и алкоголем. Потому что (потерпите немного), сдается мне, старый добрый среднестатистический Офисный Джо – телеголик. Т. е. просмотр ТВ может вызвать пагубную зависимость. Пагубная зависимость вырабатывается после преодоления определенного порога количества регулярно употребляемого вещества, но то же самое верно и для Wild Turkey. И под словами «пагубная» и «зависимость» я опять же не имею в виду «злодейская» или «гипнотическая». Зависимость возникает, когда отношения человека и условного вещества лежат на скользкой границе между «мне это нравится чуть больше, чем все остальное» и «я в этом нуждаюсь». Многие виды зависимости, от физической зарядки до написания писем, довольно безопасны. Но зависимость становится пагубной в случае, если (1) приносит реальные проблемы и (2) предлагает саму себя в качестве решения проблем, которые вызывает [102] . Пагубная зависимость отличается также и тем, что распространяет вызванные проблемы в виде помех внутри и вовне зависимого, создавая сложности в случае отношений, общества – и собственного духа и личности. В абстрактной форме некоторые из этих гипербол могут показаться натяжками, но за конкретными иллюстрациями циклов пагубной зависимости от ТВ далеко ходить не надо. Если правда, что многие американцы одиноки, и если правда, что многие одинокие люди смотрят ТВ до умопомрачения, и если правда, что 2D-образы из телевизора помогают одиноким людям облегчить стресс от нежелания быть среди живых человеческих существ, тогда так же очевидно, что чем больше времени человек проводит в одиночестве дома перед ТВ, тем меньше времени он проводит в мире живых людей, а чем меньше времени он проводит в реальном человеческом мире, тем сложнее ему не чувствовать себя неготовым для жизни в этом мире, а значит, фундаментально далеким, отчужденным, солипсическим, одиноким. И так же правда, что в случае, когда человек начинает воспринимать свои псевдоотношения с Бадом Банди или Джейн Поли [103] как вполне допустимую альтернативу реальным отношениями, у него будет соразмерно меньше сознательной мотивации даже пытаться выстроить отношения с реальными 3D-людьми – отношения довольно важные с точки зрения базового психического здоровья. В случае с Офисным Джо, как и со многими зависимыми, Особые Угощения начинают заменять пищу, в которой нуждается организм, и настоящий голод – скорее заглушенный, чем удовлетворенный – стихает до состояния странной беспричинной тревоги.
102
Это определение я не почерпнул в каком-нибудь авторитетном источнике, но оно кажется довольно непритязательным и разумным.
103
Бад Банди – персонаж сериала «Женаты… с детьми», Джейн Поли – телеведущая новостных передач.
Пагубный цикл ТВ-просмотра даже не требует каких-то специальных предпосылок вроде писательской самоосознанности или нейроаллергического одиночества. Давайте теперь на секунду просто представим Офисного Джо как среднестатистического американского мужчину, сравнительно неодинокого, приспособленного, женатого, с двумя-тремя розовощекими карапузами на руках, в высшей степени нормального, вернувшегося домой с тяжелой работы в 17:30 и засевшего за шестичасовой марафон перед телевизором. Поскольку Джо О. – парень среднестатистический, на соцопросы он только пожмет плечами и среднестатистически ответит, что смотрит ТВ для того, чтобы «расслабиться» после неприятных жизненных моментов. Довольно соблазнительно предположить, что ТВ помогает расслабиться просто потому, что по-аушлендеровски «отвлекает», помогает не думать о ежедневной рутине. Но разве можно объяснить беспрерывный продолжительный просмотр ТВ обыкновенным желанием отвлечься? Телевидение делает гораздо больше, чем просто отвлекает. Во многих смыслах телевидение поставляет и предоставляет мечты, и многие из них помогают как бы приподняться над среднестатистической жизнью. Режимы презентации, лучше всего подходящие для ТВ, – штуки вроде «боевиков» с перестрелками и крушением авто, скорострельные «коллажи» рекламы, новостей и музыкальных клипов или «истерика» прайм-таймовых мыльных опер и ситкомов с широкими жестами, громкими голосами и переизбытком смеха, – очень неизящно нашептывают, что где-то там жизнь быстрее, насыщеннее, интереснее и… ну, жизненнее, чем современная жизнь в том виде, в котором с ней знаком Офисный Джо. Это не кажется опасным, если не учитывать, что на просмотр ТВ старый добрый среднестатистический Офисный Джо тратит больше времени, чем на жизнь, а ведь любой человек со среднестатистическими мозгами прекрасно понимает, что само ТВ вовсе не делает жизнь более насыщенной и жизненной. Поскольку цель телевидения – приманивать аудиторию мечтами и обещаниями о бегстве от ежедневной рутины и поскольку статистика подтверждает, что чрезмерно большую часть ежедневной жизни американцев занимает просмотр ТВ, то, значит, все эти
Ну, у среднестатистического Офисного Джо с мозгами все в порядке, и глубоко внутри он, как и мы, знает, что эта система противоречащих друг другу шепотков очень напоминает какую-то психическую игру в наперстки. Но если иллюзорность всего этого действа настолько очевидна, почему и он, и мы продолжаем потреблять ТВ в таких высоких дозах? Часть ответа – та часть, которая требует осмотрительности, дабы не скатиться в антителевизионную паранойю, – кроется в том, что сам феномен телевидения каким-то образом дрессирует или обрабатывает Аудиторию. Телевидение теперь способно не только обеспечивать нас контентом, но и на очень глубоком уровне влиять на наше восприятие того, что мы смотрим. Возьмите для примера пресыщенных критиков ТВ или тех наших знакомых, которые издеваются над отупляющей одинаковостью всего, что показывают по телику. Мне всегда хочется схватить этих несчастных ребят за грудки и, встряхнув хорошенько, пока зубы не застучат, напомнить об отсутствии расстрельной команды и спросить, какого хрена они продолжают смотреть. Но правда в том, что между ТВ и Аудиторией на больших дозах происходит сложное психическое взаимодействие, в процессе которого Аудиторию дрессируют реагировать, одобрять и затем ожидать банальных, избитых, отупляющих телепередач, и ожидать их до такой степени, что если каналы начинают отходить от испытанных временем формул, то Аудитория обычно наказывает их и не смотрит новые шоу в количестве достаточном, чтобы те закрепились в сетке вещания. Отсюда и ответ каналов на критику в свой адрес: в большинстве случаев – и до подъема модного метателевидения исключения можно было пересчитать по пальцам одной руки – у «других» или «высококонцептуальных» программ просто нет нужного рейтинга. По какой-то причине высококачественное телевидение не выдерживает взгляда миллионов.
Да, это правда, что некоторые пиар-техники – скажем, шок, гротеск или непочтительность – вполне могут облегчить подъем новых шоу на вершины национальной демографической рентабельности. Среди примеров – «шокирующее» «Настоящее время» («A Current Affair»), «гротескные» «Реальные люди» («Real People»), «непочтительные» «Женаты… с детьми». Но эти шоу, как и многие другие расхваленные индустрией за «свежесть» и «возмутительность», на деле просто микроскопические и прозрачные вариации старых формул.
Несправедливо винить телевидение в недостатке оригинальности, а сотрудников каналов – в отсутствии таланта. Правда в том, что нам редко выпадает шанс оценить талант производителей телепередач – или, точнее, им самим редко выпадает шанс этот талант продемонстрировать. Несмотря на непререкаемые для критиков поп-культуры предположения, будто бедная Аудитория в глубине души «жаждет новизны», все доступные нам доказательства сигнализируют скорее о том, что на самом деле Аудитория жаждет привычного, но в глубине души думает, будто должна жаждать новизны. Отсюда смесь преданности и насмешки на лицах очень многих зрителей. Отсюда и странное пособничество зрителей в отношении якобы «прорывных» телепередач: Офисному Джо нужна эта пиар-патина «свежести» и «возмутительности», чтобы успокоить собственную совесть, пока он получает от телевидения то, что мы все надрессированы получать: отдаленно американское, глубоко поверхностное и бесконечно недолговечное утешение.
Нестыковка между тем, что мы, как Аудитория, хотим, и тем, что, как мы думаем, должны хотеть, до сих пор была главным топливом телевидения, особенно в последние десять лет. Самоироничное приглашение ТВ сделать себе поблажку, совершить преступление и восхитительно «сдаться» (опять же, не сказать, чтобы это сильно отличалось от циклов зависимости) – это один из двух гениальных способов усилить свою шестичасовую хватку на мошонке моего поколения. Другой способ – постмодернистская ирония. В рекламном ролике дебютной серии «Альфа» на бостонской синдикации толстая, циничная и восхитительно декадентская кукла (так похожая на Снупи, Гарфилда, Барта и Баттхеда) советует мне «наесться до отвала и пялиться в телик». Его посыл – это ироническое разрешение на то, что у меня получается лучше всего, когда я чувствую себя растерянным и виноватым: где-то внутри, в душе, принять позу эмбриона, позу пассивного восприятия комфорта, бегства и утешения. Этот цикл питает сам себя.
Опять же, не сказать, что центральный конфликт этого цикла какой-то новый. Подобную оппозицию – между тем, что люди желают, и тем, чего должны желать, – можно проследить как минимум до платоновской колеснице или до притчи о возвращении блудного сына. Но дело в том, что в телевизионной культуре способ обращения и работы с этим конфликтом изменился. Взаимодействие смотровой культуры с циклами потворства, вины и утешения приводит к серьезным последствиям для американского искусства, и – хотя легче всего параллели увидеть в области уорхоловского попа или элвисовского рока – самое интересное происходит в области взаимопроникновения телевидения и американской литературы.
Одной из самых узнаваемых примет постмодернистской литературы нашего века всегда было стратегическое внедрение поп-культурных отсылок – названий брендов, знаменитостей, телепрограмм – даже в самые возвышенные проекты высокого искусства. Вспомните навскидку любой пример авангардной американской прозы за последние двадцать пять лет, от одержимости Ленитропа в «Радуге тяготения» пастилками для горла «Скользкий вяз» и его странным столкновением с Микки Руни [104] до фетиша неименованного «ты» на серию статей «Ребенок, рожденный в коме» из «Нью-Йорк пост» в романе «Яркие огни, большой город» [105] и до прошаренных в поп-культуре персонажей Дона Делилло, которые говорят друг другу что-нибудь вроде: «Элвис выполнил условия своего договора. Неумеренность во всем, деградация, самоубийственный образ жизни, нелепые поступки, тучность и ряд инсультов, до которых он довел себя сам» [106] .
104
Микки Руни – американский актер (известный, в частности, ролью Пака в фильме 1935 года «Сон в летнюю ночь»), включенный Т. Пинчоном в роман «Радуга тяготения» наряду со знаменитыми пастилками фармацевтического бренда Thayers, существующего с 1847 года.
105
Роман Джея Макинерни, повествование в котором ведется во втором лице.
106
«Белый шум», здесь и далее цит. в пер. Виктора Когана.