Избранные киносценарии 1949—1950 гг.
Шрифт:
И если до сих пор Павлов был мягок, если он пытался убедить Званцева, то сейчас перед Званцевым вырастает другой Павлов — яростный и непримиримый. Он подходит к Званцеву, смотрит на него в упор:
П а в л о в. Вы… вы трус! Вот что! Вы ученый — или кто? Вы — трус! Лев Захарович сутками сидит здесь. Спасибо! (Отвешивает поклон Забелину.) А вы? Вы сколько лет вместе, и оказались так далеко. У вас предубежденный ум. Мозг создал науку, а теперь он сам станет подвластен ей, — вот истинно человеческое величие… А вы
Он отходит от Званцева. Стоит мрачный:
— А вот уж с вами… Не знаю, что и делать.
З в а н ц е в. Я знаю. Я уйду.
П а в л о в. Никуда вы не уйдете! Это я уйду, а вы… вы будете стоять на месте!
Званцев выбегает из кабинета. За ним Забелин. Стремглав пробегают они мимо Варвары Антоновны.
Павлов сделал было шаг к двери, потом поворачивается, проходит к окну, медленно и тяжело ступая. Садится в кресло.
В вестибюле Званцев надевает пальто. Волнуясь, запутался в рукаве.
Подошедший Забелин помогает ему.
З в а н ц е в (бурчит). Спасибо.
З а б е л и н (взволнованно). Глеб Михайлович, я знаю, как будет это тяжело Ивану Петровичу. И я…
З в а н ц е в (перебивает запальчиво). Если бы вы думали о нем, вы бы не пытались делать свою карьеру на этих бредовых идеях!
Забелин бледнеет. С трудом подавляет в себе желание ударить Званцева.
Кабинет Павлова.
Павлов попрежнему сидит у открытого окна, угрюмый, взволнованный. Он точно постарел за эти несколько минут.
Входит Варвара Антоновна. У нее дрожит голос:
— Иван Петрович, я новый человек здесь. И я не знаю еще, что я умею. Но я могу по пятнадцать часов сидеть в лаборатории. Это я смогу.
П а в л о в. Да, да. Хорошо. Спасибо.
Входит Забелин, удивленно оглядывает Варвару Антоновну.
П а в л о в. Вы подготовили собак? Пойдемте-ка в лабораторию. И никаких звездных миров. (Встав, он захлопывает окно.) Наболтали тут. Познакомьтесь… Так вот, господин терапевт… (Чуть улыбнувшись.) Будем считать капли собачьей слюны… И понадобится — так десять и двадцать лет. И мы многое узнаем, господин Званцев… И мы не будем одиноки. Нет! Мир поймет нас.
На фоне старинной башни под мерный торжественный звук башенных часов проплывает надпись:
Сад в Кембридже. Средневековая процессия посвящения в почетные доктора Кембриджского университета.
Герольд-жезлоносец. За ним — канцлер и три пажа. Дальше Павлов в берете и мантии. По своей привычке быстро ходить он никак не может приноровиться к этому торжественному, заупокойному шагу.
Оглянувшись на него, канцлер вынужден тоже прибавить
Равняется по Павлову и хвост процессии…
Изумление на лицах профессуры и студенчества Кембриджа. Никогда еще эта церемония не шла в таком странном темпе.
Темные своды готического актового зала. На возвышении перед канцлером стоит Павлов.
Развернув свой свиток, аудитор — специальный оратор, представляющий новых докторов, — читает по-латыни цветистое приветствие, прославляющее Павлова и его работы по пищеварению. В толпе, заполняющей зал, Серафима Васильевна и Владимир.
С е р а ф и м а В а с и л ь е в н а (встревоженно). Что с отцом? По-моему, он недоволен.
Однако все обходится благополучно. Канцлер жмет руку Павлова. Тот отвечает вежливой улыбкой. Но где-то в глазах прыгают веселые огоньки.
Хоры актового зала. Полно студентов. Когда внизу проходит Павлов, ему под аплодисменты спускают вниз на веревке игрушечную мохнатую собаку, утыканную пробирками. Это дружеская шутка. Когда-то Дарвину преподнесли здесь игрушечную обезьяну.
Взяв собаку, Павлов приветственно машет рукой студентам. Усмехнувшись, показывает жестом, что у собаки нехватает фистулы на щеке.
Серафима Васильевна и Владимир с трудом протискиваются сквозь толпу.
Старинная комната со сводами. Видимо, такой она была еще сто, если не двести лет назад. Павлов расхаживает по комнате, забыв, что он в берете.
В л а д и м и р. Может быть, ты объяснишь нам, что тебя смешило, отец?
Посмеиваясь, Павлов стаскивает мантию:
— Да как же, «плёвую»-то железку совсем забыли. Ее-то и нет на собачке, нет.
Он показывает на подарок студентов.
Стук в дверь.
Трое джентльменов в высоких воротничках входят в комнату. Цилиндры в руках; джентльмены отвешивают почтительный поклон Павлову. Это визит вежливости.
— Стены Кембриджа видели Ньютона и Дарвина. Теперь эта честь оказана вам. Примите наши искренние поздравления! Ваше пищеварение…
П а в л о в (усмехнувшись). Благодарю, господа. (Он забыл снять берет, и сочетание берета с обычным костюмом выглядит очень странно.) Но я уже и думать забыл о моем пищеварении. (Пожав плечами.) Десять лет над рефлексами работаю, с вашего позволения.
Джентльмены переглядываются. Один из них говорит:
— О, рефлексы… боюсь, они не будут иметь успеха в Англии. Материализм…
Англичане натянуто улыбаются. И только один из них, высокий и худой человек, хранит корректное молчание.
П а в л о в (весело). Да, да, конечно. Вы довольно точно изволили заметить, так оно и есть. Материализм…
Он осторожно, точно хрустальный, кладет берет на стол. Улыбаясь, снимает пушинку с берета.
Стук в дверь.
На пороге появляется королевский курьер: