Избранные произведения в 2-х томах. Том 1
Шрифт:
Половинка не стал объяснять, что будет, если Сидоренко не захочет понять всего сказанного.
— Ну, на сегодня хватит, а когда-нибудь мы ещё об этом деле поговорим, — встал со скамьи бригадир. — Пошли домой, ребята!
И улыбнулся так, как мог улыбаться только он, одновременно и ласково и немного насмешливо.
Они вместе вышли из цеха, и прохладная, влажная апрельская ночь высыпала на них холодные искры звёзд. Кирилл вышел со всеми, потом выругался, плюнул, свернул направо и отправился своей дорогой.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
В этот вечер Саня Громенко долго не могла дождаться Кирилла. Всегда с ним так: условились, кажется, точно, но уже идёт девятый час, а он не появляется у Пушкинского парка. Стоять около ворот, где такое множество людей, неудобно, и потому Саня всё время ходит.
Далеко за Красногоркой, за меловым обрывом, уже давно зашло солнце. Блеснул и пропал последний луч, словно тяжёлая растопленная капля чугуна поплыла за горизонт. Стало быстро смеркаться, с востока и севера из широкой степи на соцгород и заводы широким фронтом надвигалась ночь. Вместе с нею в наступление пошёл весенний морозец.
Саня почувствовала, что замерзает, и рассердилась. Она резко повернулась, взглянула на часы — половина десятого, сердито топнула и решительно пошла прочь от Пушкинского парка.
В дверь она постучала громко и настойчиво.
Мать торопливо открыла:
— Ты что барабанишь?
— Полчаса не открываете! — сказала Саня, быстро проходя в комнату.
Мать только плечами пожала и вошла следом за девушкой. Она стала у двери, глядя, как дочка сердито расправляется со всем, что попадается под руку. Это случалось уже не раз, и мать давно научилась понимать Санино настроение.
— Какая-нибудь неудача? — тихо спросила мать, когда бурная деятельность по перекладыванию и рассовыванию вещей немножко утихла.
— У меня? — удивлённо взглянула Саня своими тёмными, почти чёрными глазами. — Какая у меня может быть неудача?
Мать промолчала. Она смотрела, как, злясь на всё — на горячую чашку чая, на сахар, растворяющийся слишком медленно, на ложку, обжигающую пальцы, — Саня пьёт чай, и про себя улыбалась: как они прозрачны, эти девичьи секреты!
В дверь тихо постучали. Мать и дочь удивлённо переглянулись. Уже десять. Кто мог прийти к ним в такое позднее время?
— Я открою, — вскочила Саня.
— Подожди, — отстранила её мать и вышла в коридор.
Стоя посреди комнаты, Саня внимательно слушала, как щёлкнул замок, заскрипела дверь, потом послышался голос Кирилла:
— Саня дома?
Мать что-то ответила, но девушка уже не слушала, она торжествовала: «Ага, пришёл всё-таки! Ну, я же тебе сейчас покажу, как меня два часа держать на морозе!»
Через мгновение Кирилл стоял перед Саней. Он пришёл прямо из цеха, в рабочем ватнике, в руках мял кепку; вид у него был не очень геройский, а настроение, вероятно, во сто крат хуже. Саня поняла это с первого взгляда.
— Я зашёл… — сказал Кирилл и остановился, словно у него перехватило дыхание.
— Может, чаю хотите? — заметив замешательство гостя, предложила мать.
— Спасибо, не хочу, — ответил Кирилл, не глядя ни на мать, ни на дочь. — Пойдём погуляем, Саня, ты нас, наверно, ждала?..
— С чего бы я вас ждала? — гордо пожала плечами девушка. — Пришла в парк, вижу — вас нет, встретились знакомые ребята, я и пошла в кино.
— Так, — сказал Кирилл. — А я думал, мы немножко погуляем.
— Что с тобой? — спросила Саня, когда Кирилл взялся за ручку двери. — Говори!
— Ничего, — ответил тот, — ничего. Извините, пожалуйста, за позднее посещение.
Изысканно вежливым Кирилл становился только тогда, когда чувствовал, что может сорваться и наговорить лишнего.
— Подожди, — неожиданно для себя самой сказала Саня. — Сейчас я оденусь.
Они вышли на улицу и быстро, словно торопясь куда-то, пошли по проспекту. Они дошли до парка Пушкина, где столько времени ходила сегодня Саня, и раздражение против Кирилла снова вспыхнуло в её сердце.
— Стой! — сказала она. — Что мы бежим как на пожар? Ведь нигде не горит.
— Что ты сказала? — Кирилл словно только сейчас заметил присутствие девушки. — Да, правда, куда это мы бежим? Пойдём в парк, сядем.
— Холодно сидеть, — ответила Саня, но повернула в парк.
В голых ещё аллеях стоял удивительный запах свежего морозца и почти незаметный запах смолистых каштановых почек. Тихий ветер пролетал вверху, деревья шумели безлистыми ветками, и весь парк был наполнен тревожным шуршанием.
Сели на скамью, помолчали.
— Нет теперь настоящих людей на свете, — вдруг заявил Сидоренко. — Ни настоящих друзей, ни просто надёжных людей. Все подлецы, только делают вид, что честные.
— А честный? — насмешливо отозвалась Саня.
Сейчас она может хорошо отплатить за два часа ожидания, эго уже ясно.
— Да, честный, потому что я не о себе, обо всей бригаде всегда думаю, а они… сволочи…
Кирилл больше не мог сдерживать бури чувств, бушевавшей в груди. Слово за словом, захлёбываясь от возмущения, он рассказал Сане всё, от первой стычки с Иваном до собрания бригады, до упрёков бригадира.
Саня слушала, и злоба, накопившаяся за два часа хождения перед воротами парка, медленно таяла. Так проходит гроза, исчезает на горизонте нависшая чёрная туча, и огненные молнии понемногу превращаются в милые, ласковые зарницы. Девушке от всего сердца было жаль Кирилла, она понимала его чувства обиды и боли. В эту минуту Саня целиком стала на его сторону.
— Они просто завидуют тебе, — сказала девушка, когда Кирилл закончил свой рассказ, — потому что ты работаешь лучше их и зарабатываешь больше, потому что ты будешь знаменитым на всю страну, а они — никогда!