Избранные произведения в 2-х томах. Том 2
Шрифт:
Жаклин подошла, встала рядом, прижалась к нему всем телом, будто желая запомнить, унести с собой навсегда ощущение этого прикосновения.
Шамрай обнял её за плечи. Высокая и сильная, Жаклин в Париже почему-то казалась и меньше и слабее. Ей больше подходил Терран, с его шахтами и дымными трубами, такими же, как она, крупными и неторопливыми людьми. И так же к лицу ей будет Суходол, с его огромными заводами и неоглядным Простором Днепра.
— О чём ты думаешь? — спросила Жаклин.
— О завтрашнем дне.
И вот наконец-то он настал, этот завтрашний день. Четыре квартала от отеля по дороге к Советскому посольству Шамрай прошёл легко, как бы проверяй себя, не опираясь на палку. Остановился невольно у газетного киоска.
— Потрясающие новости!. «Красная Армия окружает Берлин», — радостно кричал киоскёр.
Шамрай купил газету и поспешно зашагал, увлекая за собой Жаклин. Они уже вышли на тесную, густо застроенную улочку Гренель. Слева высокие металлические ворота. За ними старинный особняк. На медной, до солнечного блеска начищенной табличке надпись: «Посольство Советского Союза», а сверху Государственный герб, которого так давно уже не видел Шамрай. Рядом с воротами небольшие двери.
Шамрай остановился, взглянул на Жаклин и с треском сломал о колено свою палку.
— Что ты делаешь? — вскрикнула Жаклин.
— Она не потребуется мне больше.
Шамрай вошёл и остановился в проходной комнате. Одни двери на улицу, другие во двор посольства.
— Вы к кому? — спросил дежурный в форме лейтенанта.
Шамрай впервые увидел погоны советского офицера, вскользь взглянул на свою экзотическую гимнастёрку с кубарями на петлицах воротника и смутился.
— Мне нужен товарищ Монахов, — обратился Шамрай, — вот его письмо.
— Сейчас позвоню, — ответил лейтенант.
Монахов появился через минуту, весёлый. Вид Шамрая не удивил его нисколько.
— Очень рад тебя видеть, — сказал он, обнимая Романа, — пошли.
Какими-то древними деревянными коридорами прошли они в маленькую комнату левого крыла посольства.
— Садись, рассказывай, — то ли попросил, то ли приказал Монахов. — Откуда ты раздобыл такую опереточную форму?
— Жена сшила. Ты теперь здесь служишь?
— Да, работаю в аппарате военного атташе. Рассказывай. Только покороче. И самое главное. Понимаешь. очень мало времени.
Монахов был откровенно рад встрече. Шамрай это понял и успокоился.
Рассказ, даже очень краткий, занял полчаса. Когда Шамрай вспомнил о памятнике Ленину в шахте «Моргенштерн». Монахов взглянул на него пристально и снова склонился над листком бумаги, где он изредка кое-что вписывал.
— Неужели действительно можно убежать из гестапо в наручниках? — удивился он.
— Оказывается, можно.
— Чудеса!
— Да, чудеса, — согласился Шамрай.
О защите Террана майор знал подробно.
— Да, это героическая оборона, — сказал он. — Вы очень помогли союзникам. Без вас они крепко бы завязли у Террана, а гитлеровцы тем временем сожгли бы Париж. Тебя ранило под Терраном?
— Да. Но сейчас я здоров.
— Вижу. Жена твоя где? Вы венчались в церкви?
— А что разве и это бывает?
— Всё бывает на свете.
— Нет, мы не венчались, мы зарегистрируемся в загсе, в Суходоле, что над Днепром, — ответил Шамрай. — А жена моя здесь, ждёт около ворот.
— Ты прямо одичал в этом Терране, — сказал, шутливо улыбаясь, Монахов. — Ну как же так можно? Немедленно идём к ней. Нужно извиниться. Здесь всё-таки Париж.
Жаклин стояла у ворот, бледная и взволнованная.
— Я думала… — кинулась она к Роману.
— Знакомься, Жаклин, это Монахов, мой друг, — проговорил Шамрай, представляя майора.
— Я пришёл специально попросить прощения у вас за вашего не очень-то любезного мужа, который заставил вас так долго ждать, — сказал Монахов на отличном французском языке и, обернувшись к Шамраю, сказал — А ты владеешь французским?
— В лагере всему научат.
— Иди, Роман, в отель и жди. Не волнуйтесь, мадам, — Монахов улыбнулся Жаклин. — Я доложу начальству и позвоню тебе… — Он посмотрел на Шамрая, потом на часы. — Позвоню часа через два. Есть одна интересная деталь в твоём рассказе. Рад, очень рад был видеть тебя живым, что мы с тобой встретились и что ты оказался настоящим человеком.
Монахов, прощаясь, поцеловал сильную руку Жаклин, обнял Шамрая и исчез за воротами посольства.
— У меня в жизни не было более трудных и страшных минут, чем эти, — сказала Жаклин, когда они вернулись к себе в номер. — Вы что, вместе воевали?
— Я уже говорил: вместе кончали военную школу…
— Ты тоже мог бы быть майором?
— Я мог бы быть даже генералом, — весело ответил Шамрай. — Но ни капельки не жалею о том, что не стал им. Подумай только: ведь тогда бы я не встретился с тобой.
— Оказывается, ты умеешь говорить комплименты.
— И всё-таки это правда.
— Знаешь, у меня что-то очень тревожно на душе…
— Не волнуйся, не тревожься, родная, ведь для этого нет оснований. Ровным счётом никаких! Всё будет отлично. Вот увидишь!
Он схватил Жаклин на руки и закружил по комнате.
В дверь постучали. Вошёл старшина со свёртком в руках.
— Товарищ Шамрай? Майор Монахов приказал доставить вам форму, распишитесь в получении.
Молча смотрела Жаклин, как переодевался Роман, постепенно меняясь на её глазах. Ей казалось, что его словно захватила сильная, жестокая машина войны и он, её Роман, переставал принадлежать себе, ей, Жаклин, и принадлежал уже этой неумолимой машине, которая могла — имела право — делать с ним всё, что хотела. И по мере того как эта машина овладевала Шамраем, она, Жаклин, теряла над ним власть.
Форма пришлась Шамраю в самую пору. Монахов и Шамрай стояли в строю рядом: майор ничего не забыл. Теперь перед Жаклин прохаживался по комнате советский офицер, ладный, стройный и какой-то странно чужой. Только глаза, голубые-голубые, сияющие нестерпимым светом счастья, были родные, глаза её Романа…
— Форма идёт тебе, — сказала Жаклин. Она взяла в руки старую, теперь показавшуюся ей очень смешной и жалкой гимнастёрку, и прижала к груди. — Я возьму её с собой, Роман, она дорога мне…