Избранные произведения в 2-х томах. Том 2
Шрифт:
— Да, я, — улыбнулась женщина. — Садитесь, Роман Григорьевич, нам нужно поговорить. — И уже без улыбки сказала военкому: — Извините, товарищ Грунько, я вас не задерживаю.
Грунько поспешно поднялся и вышел из комнаты. А Шамрай выжидательно смотрел на Галю и молчал. Она тоже долго молчала, давая Шамраю возможность прийти в себя. Потом сказала:
— Ну вот, мы и встретились, Роман Григорьевич. Странно?
— Нет, не странно. Так должно было случиться. Кто-то должен был объявиться. Я говорю им чистую правду, а они мне не верят…
— Роман Григорьевич, а я к вам за помощью.
— Ко мне?
— Да. Нам нужно знать доподлинно всё, что говорил вам Павел Скорик в последнюю ночь обороны Террана.
— Ты же всё знаешь. Я рассказывал.
— Теперь напишите обо всём. Это нужно не мне лично, а Советской власти, — Галя сделала ударение на последних словах. — Понимаете, Роман Григорьевич, мы не только караем шпионов, но ещё и восстанавливаем доброе имя у честных людей. Ищем правду. Это тоже одна из обязанностей Советской власти — установить правду. Обычная сторона нашей работы известна всем, а о другой знают немногие, но и она не менее важна, чем первая. Итак, возьмите ручку и, не торопясь, стараясь припомнить каждую самую мельчайшую деталь, напишите. Вы во многом нам поможете.
— Как ваше настоящее имя?
— Для вас я была и останусь Галей.
— Галя, как мне вызвать сюда Жаклин?
— Беда вся в том, что ваш брак не оформлен официально. Здесь я вам ничем не смогу помочь.
— Жаль… Очень жаль. Ну что ж, сейчас напишу о Скорике, Всё, что он делал, говорил, всё вспомню.
…Дни шли за днями и складывались в годы. Письма от Жаклин приходили регулярно, хотя и не так часто, как прежде, и были они какие-то странные, словно прозрачные, будто писала она не о настоящей любви, а о тени этой любви, о каком-то, пусть очень дорогом, но всё-таки воспоминании. Письма были нежные и грустные, как осенние листья. Но всё равно они ему доставляли радость.
Однажды весенним ясным днём чёрная «эмка» остановилась возле мартеновского цеха и из неё вышел военком Грунько.
— Где Шамрай? — крикнул он вахтёру.
— У второго мартена.
Военком направился к печи.
— Тебя почему-то вызывают в Москву, — сообщил он Шамраю.
Сталевар медленно переспросил:
— Меня? В Москву? Зачем?
— Не прикидывайся, ты всё знаешь! Или в самом деле не знаешь?
— Не знаю.
— Не может быть. И не просто вызывают. А прислали за тобой полковника!
— Вот как, — только и сказал Роман.
Ему сейчас было всё равно. Ни предстоящая поездка в Москву, ни полковник, ожидавший его в военкомате, не взволновали и не встревожили его. О другом были его мысли: вчера пришло письмо от Жаклин.
«…Не сердись на меня, — писала она. — Я решила выйти замуж за Робера Коше. Мне очень тяжело, невыносимо трудно жить одной, без надежды… Я не спешу, свадьбу мы назначили на осень…»
Это должно было случиться и наконец случилось. Сколько лет прошло с той их ночи в Терране? Почти восемь. Скоро в школу пойдут дети, родившиеся после Дня Победы. Жаклин уже тридцать.
Всё можно понять и объяснить, только от этого не легче ему, Шамраю. И если какой-то полковник хочет везти его в Москву, пусть везёт. В жизни Романа уже ничего не может измениться. Время для него остановилось.
В машине Грунько сказал:
— Не такой ты простой, Шамрай, каким кажешься. Посоветоваться с тобой хочу. Понимаешь, стою перед серьёзными переменами в моей жизни. От этого на сердце много тревог и сомнений,
Шамрай молчал. Какое ему дело до изменений в жизни Грунько?
— Пора снимать военную форму, — продолжал военком. — Пойду учиться. Как ты думаешь, правильно я решил?
Шамрай недоуменно пожал плечами.
С какого это времени стало военкома интересовать мнение Шамрая?
— Правильно, пожалуй, — сам себе ответил Грунько. — Время идёт вперёд, учиться нужно, непременно нужно.
В военкомате полковник из Москвы приветливо посмотрел на Шамрая, как на старого знакомого.
— Мы вылетаем вечером, Роман Григорьевич.
— Зачем же меня вызывают в Москву?
— Для одной весьма приятной церемонии. Желательно взять с собой тёмный костюм и белую сорочку.
— Хорошо. Костюм у меня есть.
В самолёте полковник ухаживал за Шамраем, как за малым ребёнком, принёс газеты, спросил, не холодно ли от круглого окошка.
— Спасибо, — сказал Шамрай и, чтобы избавиться от забот полковника, закрылся газетой, и вдруг вздрогнул — с газеты на него смотрело красивое, улыбающееся лицо Павла Скорика.
«Никто не забыт», — называлась статья. Шамрай читал тесные газетные столбцы и думал о сложной судьбе Павла Скорика, о его трагической жизни и героической смерти.
Они прилетели в Москву вечером. Возле аэропорта их ждала машина. Номер гостиницы выходил окнами на Красную площадь.
— Вам удобно будет здесь? — спросил полковник. Шамрай вспомнил маленький номер в отеле «Каире», единственный номер отеля, который ему довелось увидеть в жизни. Там была Жаклин. Осенью она выйдет замуж за Робера…
— Да, мне будет удобно, спасибо, — прервав свои невесёлые мысли, сказал он. — Зачем всё-таки меня привезли сюда?
— Видите ли, я не уполномочен вам сообщить об этом, — ответил полковник и извинительно улыбнулся, — хотя весть эта и очень приятна. Завтра в министерстве вы всё узнаете.
— Хорошо, — не проявляя никакой радости, ответил Шамрай.
«Странный какой-то…» — подумал полковник, уходя из гостиницы.
Шамрай подошёл к окну, распахнул его и, опершись о подоконник, стал смотреть на Москву. По Красной площади освещённые сильными прожекторами шли тяжёлые танки. «Репетиция первомайского парада, — догадался Шамрай. — Хорошие машины». Прошли танки. На площади замелькали огоньки бегущих автомобилей. Апрельская ночь дохнула прохладой. Шамрай закрыл окно, разделся и лёг. Но заснуть в такую ночь было трудно. Неотступно, ярко встали перед глазами Терран, немецкие танки на его улицах, бледное сосредоточенное лицо Скорика и… Жаклин. Он видел, её в последний раз в Париже, на Северном вокзале. И не думал тогда, что это их последнее свидание.