Избранные произведения в 2-х томах. Том 2
Шрифт:
— Мы тебе праздничную встречу приготовили, — Нина приветливо улыбнулась. — Даже по бельгийским масштабам бедновато, а если на нашу советскую мерку, так и вовсе по-нищенски. Но что поделаешь. Вот доживём до победы, тогда…
— Почему четыре прибора? — Шамрай встревожился,
— Придёт ещё один человек, — ответила Нина и смутилась.
— Кто?
— Один бельгиец.
— Кто же он?
— На железной дороге работает, машинист.
«К кому он придёт?» — хотел спросить Шамрай. Но не спросил и правильно сделал, потому что Нина и так уже покраснела, как маков цвет. «Может, от этого бельгийца Галя знает о сапёрном батальоне? — подумал Шамрай. — Возможно».
— Как же его зовут?
— Эмиль.
— Емельян, по-нашему, — перевёл Шамрай. — Хорошо, пусть приходит.
— Вот спасибо за разрешение, — усмехнулась Нина, сразу поставив, гостя на своё место.
«Девчата с характером, — ласково, без обиды подумал Роман, — такая жизнь всему научит».
Под сводчатым потолком Шамрай разглядел тёмную колбочку электролампы.
— Здесь есть и электричество? — Шамрай удивился.
— Недавно погасло. Станцию кто-то подорвал. Электровозы стали. Теперь вновь на паровозах ездят…
— Подорвал?
— А почему бы и нет? Всё может быть. Здесь тоже рабочие…
— Это правда, рабочие всюду, — повторил Шамрай.
За дверями что-то тихо зашуршало и поскреблось, будто мышь стала грызть сухую доску.
— Заходи, — милостиво разрешила Нина.
Дверь открылась, и на пороге Шамрай увидел совсем молодого парня, сложенного, как показалось Шамраю, из одних квадратов. Самый большой квадрат — широкие плечи, самый маленький — носки до блеска начищенных ботинок. Лицо, лоб, копна чёрных волос, подбородок — всё выступало тугими квадратами. Нос и густые чёрные брови пересекались под прямым углом. И губы были тоже прямые, крепко сжатые, упрямые. А глаза смотрели весело и приветливо. На первый взгляд Эмиль напоминал тяжелоатлета, который играет штангой с нанизанными на ней стокилограммовыми чугунными «блинами», как ребёнок мячиком. От всей его фигуры, аккуратно завязанного галстука, тщательно выутюженного костюма веяло надёжностью, порядочностью и душевным равновесием. Казалось, никакие заботы не способны покрыть морщинами этот чистый лоб или притушить весёлые огоньки в тёмных главах. Шамраю сразу не приглянулся этот начищенный, хорошо вымытый парень. Он поймал себя на мысли, что ему после долгих месяцев лагерной жизни как-то странно видеть рядом человека выбритого и остриженного, в аккуратном костюме.
— Знакомьтесь, — сказала Нина. — Эмиль, наш друг.
Гость молча протянул руку. Его лицо, вначале насторожённое, осветилось улыбкой. «Ого, — подумал Шамрай, почувствовав, что его ладонь будто стиснули стальные клещи. — Вот это — рабочая рука».
— Садитесь, — как-то по-особому мягко проговорила Нина. — Роман, ты, кроме русского, не знаешь никакого языка?
— Знаю. Лагерный. Из каждого языка по нескольку слов — хватает.
— Ну что ж, попробуем. Эмиль немного знает немецкий. Как-нибудь поймём друг друга.
— Я сейчас вернусь, — сказал Эмиль, улыбаясь своей милой, чуть смущённой улыбкой. Поднялся и вышел.
— Куда это он? Доносить? — спросил встревоженный Шамрай.
— Ты что, в своём уме? — Нина всплеснула руками.
— Не думаю, — сказала Галя. — Скорей всего, он сейчас принесёт бутылку вина.
— Вина? — удивился Шамрай.
— Да, вина. Здесь его много. Все пьют.
«Удивительные вещи творятся на белом свете: люди в такое время ещё пьют вино», — подумал Шамрай. И спросил:
— А всё-таки куда же мне деваться? — Ответила Галя. В дуэте девушек, как уже заметил Шамрай, она играла явно первую скрипку.
— Кто знает. Конечно, лучше всего было бы пробиться к своим. Есть слухи, что на Украине и в Белоруссии много партизанских отрядов…
— Дорога домой лежит через Германию. Пробраться невозможно.
— Вот именно. Партизаны есть и ближе…
— Где?
— Во Франции, например. Называются они — маки. По-французски «маки» значит чаща, лесные заросли. Партизан тоже называют маки — люди из чащи.
— Ты знаешь, где они?
— Нет.
— А кто знает?
Галя молча развела руками.
Действительно не знает эта девушка или боится сказать? Ведь Шамрай появился на лесной опушке, будто свалился с неба. Может, девушка думает, что его немцы нарочно подослали, чтобы он разнюхал пути к французским партизанам? Тогда нужно убедить Галю. Но как? А может, Галя и в самом деле ничего не знает. Откуда ей знать? И всё же…
Он чуть было не крикнул: «Послушай, я честный! Я каторжно мучился в лагерях чуть ли не два года! На моей совести нет и пятнышка».
Смешно и подозрительно прозвучит такой крик. Хорошо, Галя может молчать. Самое важное уже сказано. На свете есть маки! Они где-то совсем рядом, во Франции. И пусть будет трудно, лихо, почти невозможно, а он туда проберётся. Ему там поверят — на войне доверие завоёвывается не словами, а в бою. Кровью.
Роман улыбнулся. Теперь в его жизни появилась ясно ощутимая мечта. Как её осуществить, он точно не знает. Однако найти маки можно, и он их найдёт.
— Чему ты обрадовался? — спросила Нина.
— Потому что теперь знаю, куда мне нужно идти.
— Не так это просто, — сказала строго Галя.
— Ничего, свет не без добрых людей. Слава богу, по земле ходят не только фашисты, — добавила Нина. Что-то похожее на обнадёживающее обещание послышалось в её словах.
Снова заскреблась мышь возле двери. Появился Эмиль. Ни слова не говоря, взглянул на Нину и поставил на стол большую, чуть ли не двухлитровую, бутылку с вином, оплетённую соломой.
— Спасибо, — по-французски сказала девушка. — Ты молодец, Эмиль.
Машинист покраснел от радостного волнения. Всё его лицо, молодое, чисто выбритое, ещё по-юношески нежное, занялось розовым заревом.
Странно: вокруг война, виселицы, концлагеря, кровь, смерть. И вот на тебе — любовь. Это, пожалуй, потому, что здесь, в Бельгии, они не так тяжко переживали войну…
Галя уже хозяйничала за столом. Вишнёво-чёрное вино лилось в бокалы, настоящие, рисунчатые. Сдобренный маслом картофель, сыр и хлеб украшали стол. Вилки и ножи красовались своим холодным блеском.