Избранные произведения в двух томах: том I
Шрифт:
За обедом папа спросил дядю Володю, как это Анечка отпустила его.
Катя удивилась, что какая-то Анечка может пустить или не пустить такого взрослого мужчину, да еще командира.
Однако Владимир, по-видимому, не нашел в этом ничего странного и даже самодовольно улыбнулся.
— Какая Анечка? — спросила Катя.
Папа ответил:
— Твоя будущая тетушка. Разве ты не знаешь, что дядя
После обеда всем захотелось земляники.
Федя и Нюрка стояли наготове около калитки.
— Пойдем за линию, — сказал Федя.
Нюрка заспорила:
— Нет, на Ивановскую порубку.
— Позовите мне этого синеглазого, чемпиона вашего по городкам, — сказал дядя Володя. — Мне кажется, он поведет именно туда, куда нужно.
Сережа стоял, наклонившись за низеньким забором, и смотрел в щелку. Катя подбежала к нему.
— Сережа, дядя Володя зовет тебя в лес.
Сережа помчался за корзинкой.
— Дядя Володя, — спросила Катя, — какую фотографию ты бабушке показывал? Покажи нам.
Он раскрыл свою записную книжку и подал ей карточку. Он был снят рядом с черненькой девушкой, голова которой не доходила даже до его плеча.
— Это Анечка?
Владимир кивнул утвердительно и сделал какое-то странное движение губами, по-видимому, желая удержать улыбку, но не удержался и все-таки улыбнулся.
— Хорошенькая! — сказала Катя. — Сережа, смотри, это его невеста.
Фотография обошла всех, причем девочки ахали: «Хорошенькая», а мальчики восхищались молча.
— Бровки тоненькие-тоненькие… Смотри, Нюрка!
— У Томки Зазулиной, — сказала Нюрка, — точь-в-точь такие, только она их подбривает, а потом опять отрастают, и некрасиво.
— Дядя Володя, у Анечки брови сами такие или она их подбривает? — спросила Катя.
— Никогда! — с негодованием ответил Владимир. Он поспешно спрятал фотографию и сказал: — Пошли. Веди нас, Сережа, а то мы договоримся до того, что я начну бодаться!
— Замечай дорогу, — шептала Нюра Феде, когда они вошли в лес. — Теперь будем знать, куда он ходит.
Сережа раздвигал руками траву около пней и взволнованно говорил:
— Я вам еще одно место покажу. Вот здесь тоже очень спелая!
Было воскресенье, Сережина мама была дома и доила козу сама. Сережа мог идти куда хотел и не спешил возвращаться. Вечером купались все вместе и опять играли в городки.
Никто за весь день ни разу не назвал Сережу ни дояркой, ни козодоем.
А в понедельник Владимир уезжал в Москву с поездом двенадцать
После завтрака он вышел совсем одетым, в гимнастерке, с орденами, и сел на скамейке в саду.
Ребята окружили его. Катя и Нюра сели рядом с ним, а Сережа и Федя на траве.
Катя поправила перевернувшуюся медаль, чтобы всем была видна надпись «За отвагу», потому что с другой стороны было неинтересно. Сережа смотрел на Владимира влюбленными глазами.
— Владимир Николаевич, расскажите, за что вы получили это.
Владимир подумал и стал рассказывать.
А день был такой жаркий и спокойный. Странно было слушать рассказ о походе в морозную ночь, о холоде, смерти, подвигах и страданиях.
И вдруг со стороны Сережиного дома послышался голос Любочки, пронзительный, как свисток:
— Се-ре-жа! Две-над-цать ча-сов!
Сережа вскочил, будто его ударили.
— Знаю! — крикнул он и покраснел так, что Катя подумала: заплачет. Но он не заплакал.
Катя догнала его около забора и схватила за руку.
— Сережа, — зашептала она, — дядя Володя уедет через полчаса… Не уходи. Ведь ты потом можешь.
Сережа отдернул руку.
— Не твое дело!
Катя медленно вернулась на свое место.
— Куда Сережа побежал? — удивился Владимир. — Вы почему смеетесь?
Федя и Нюрка ничего не ответили.
— С этим мальчиком, — сказала Катя, — с Сережей, никто здесь не водится, и все его дразнят. Это уж ради твоего приезда с ним играли.
— Отчего же никто не водится? По-моему, хороший парень.
— Его мать уезжает на целый день, а у них, ты видел, белая коза, Альба. Так он эту козу доит.
— Козу доит? Это любопытно. Ну и что?
— Ну и дразнят его дояркой и козодоем.
— Козодой — это она придумала, — Нюра показала на Катю, — а мы — доярку.
— Идет, — сказала Катя. — И как ему не стыдно, правда, дядя Володя! Мужчина все-таки. Смотри, фартуком подвязался, будто какая-нибудь тетка-молочница.
Катя знала, что Сережа мог обойти кругом дома и войти в сарай незаметно, но он прошел прямо, своей обычной дорогой, вдоль забора, совсем близко от них. А лицо у него было как тогда, с крапивой, когда он сказал: «Мне не больно».
Владимир взглянул на часы и встал.
— Вот что, ребята, у меня есть еще полчаса до поезда. Пойдемте в сарай, посмотрим, как он козу доит.
Катя испуганно побежала за ним.
— Дядя Володя! Не ходи, не надо! Его уж и так все изводят, прохода не дают!