Избранные произведения. Том 1
Шрифт:
– Я никогда таких вещей не забываю, – спокойно ответила Эмма Леопольдовна. – А вас, Сева, хотела попросить сегодня вырыть новую силосную яму.
– На заднем дворе? – обрадовался Всеволод.
– Нет, за забором. На участке больше не осталось свободного места.
Копал он до самого обеда. Туго получалось. И в голову лезли самые нелепые мысли.
Может, и у них с Ольгой нет пока детей, потому что он её не очень любит. Или она его. Да, они решили повременить до его защиты и предпринимают кое-какие меры. Но всё же истинное чувство ломает любые преграды.
Эта острая на язык девчонка
Зато Оля хорошеет с каждым годом. Целых пять лет. Или это ему одному кажется? Пусть так: значит, он её всё-таки любит. Похождения на стороне не в счёт – у кого их не бывает!
Не надо, наверное, ждать защиты. Вдруг отец успеет внука увидеть. Не настолько он сейчас плох. Глядишь, годочек протянет, наперекор мнению врачей. Здешний воздух целебный поможет. Однако и самому нужно торопиться. Можно ведь эту чёртову диссертацию до Нового года закончить. К весне защитить. Правда, несколько месяцев на утверждение уйдёт, но и Ольге первое время декретные полагаются. Раньше, чем через год, на мель они не сядут. Тут и диплом из ВАКа подоспеет.
Конечно, рвать цветы с чужой клумбы запрещено. Тем более когда есть свои. Но иногда очень хочется, руки так и чешутся.
Да и она желала не меньше. Что ж в том дурного: никто никого не обидел, никто ни у кого ничего не украл.
Почему же тогда таким нестерпимо противным, ядовитым кажется запах этой предательской мяты?
Вечером отец с сыном снова уединились.
– Я начал рассказывать тебе вчера про фамильное колье. Большой ювелирной ценности оно не представляет, но служит талисманом уже многим поколениям. Ольга ведь ничего пока не знает о роде, который ей доведётся продлить. Как знать, вдруг прикосновение к истории сделает её взрослее, серьёзнее.
Павел Николаевич явно намекал на долгое отсутствие наследника.
– Между прочим, – поспешил пояснить Сева, – процесс продления рода мы отложили до моего кандидатства. Двести восемьдесят плюс Олина зарплата – четыреста чистыми: вопреки всем законам арифметики на три делится лучше, чем триста.
– Помимо законов математики есть ещё законы жизни. По ним в двадцать лет рожать и воспитывать легче, чем в тридцать.
– Ей всего двадцать пять.
– Вот и я о том: пять лет вы уже упустили.
Конечно, в отце говорила досада: пятилетний внук – вполне осмысленное живое существо, он бы запомнил деда.
– Хорошо, постараемся ускорить, – пообещал Всеволод тоном, означавшим нежелание обсуждать дальше эту тему.
– С другой стороны, вы правы, – неожиданно признал Павел Николаевич. – Проверили свои чувства. Если они не остыли, есть резон увеличивать семью. В противном случае не поздно подыскать другой вариант.
На что он
Да, чувства их слегка притупились, как столовый нож, к которому давно не прикасался точильный камень. Но именно сегодня его особенно потянуло к Ольге, захотелось зарыть своё лицо в копну её распущенных ароматных волос, пахнущих фиалками, а совсем не этой навязчивой мятой. Нет, он не утолил вчера свои желания, он лишь растормошил их. Наверное, для этого и нужны разные искушения.
– Раз ты так настаиваешь на продолжении рода, – неожиданно для самого себя сорвалось с языка у Севы, – разреши на время тебя покинуть. Хочу навестить жену.
– Конечно, поезжай, – не без колебания вымолвил отец.
– Сначала позвоню по телефону. У меня есть её штабной номер. Услышать голос Ольги ему удалось лишь в половине двенадцатого.
– Я по тебе ужасно скучаю, – сказал он.
– Я тоже, – ответила она.
– Можешь на одну ночь вырваться из плена? Я бы за тобой заехал.
– Это очень сложно.
– Смотри: здесь столько соблазнов – могу и не устоять.
– Знаешь, у меня их не меньше.
– Вот и давай бороться с ними вместе.
– Попробую. Мне самой позарез надо хотя бы на минутку домой. Забыла взять один разговорник.
– У меня к тебе просьба: захвати, пожалуйста, один билет.
– На какой день?
– На любой. Лишь бы на гимнастику.
– Хорошо.
– Я тебя очень люблю.
– Я тебя тоже.
Сами слова могли показаться затёртыми, неискренними, но интонация, с которой они произносились, паузы и придыхания, их обрамлявшие, напомнили пору студенческой юности, когда они ещё не были мужем и женой, и Всеволод ощутил небывалое блаженство.
Он не стал рвать цветы, с любовью взлелеянные Эммой Леопольдовной, а взял с собой в Москву большой букет мяты.
С уснувшими, по обыкновению рано, отцом и мачехой Сева проститься не успел: оставил им записку, что вернётся следующим днём.
Зато в эту тёплую летнюю ночь он простился с бесшабашной юностью.
Последняя корова
Июльское солнце в самом зените. Вовсю старается показать свою удаль. И всё в природе ему радо: стрекочут кузнечики, выползают из всех щелей маленькие жучки, порхают над налившейся соком зеленью бабочки и стрекозы, с ещё большим усердием снуют муравьи.
Любит Анфиса такие деньки. Сама, правда, прячется в тенёчке, но Бурёнку гонит на самое пекло: скотина не человек – ей нипочём. Зато, как верит хозяйка в магическую силу небесного светила, войдёт жар в худую плоть божьей твари, излечит её от хворей, зарядит энергией, и побежит из вымени струйка обильнее и жирнее.
В струйке этой надежда старухи на сытую зиму. Творожок, маслице, сметану себе припасёт, а пока полон посёлок всяким праздным людом, охочим до парного молока, можно и деньжат немалых выручить. Так и тянется каждый вечер вереница к Серафимину крыльцу из всей округи с крынками и бидонами. Куда ж им ещё идти, если в посёлке осталась одна корова, а в окруживших его садоводствах домашнего скота отродясь не держали!