Избранные произведения
Шрифт:
ГЛАВА ПЯТАЯ, в которой грозная стихия преподносит людям все новые и новые загадки
Мощное землетрясение почему-то мало повредило ветхие сакли старого аула, стены которых были возведены из мелких камней на глиняном растворе, выветрившемся во многих местах, балконы держались на покривившихся подпорках, а плоские крыши — на сучковатых балках, утрамбованные после дождей небольшими каменными катками, имеющимися на каждой крыше. Эти похожие на пчелиный улей дома выстояли над обрывом, эти двух и даже кое-где трехъярусные
Но вот сходите в новый город, да, да, перейдя несколько метров и преодолев крутые подъемы, поднимитесь на знаменитое плато, на берег будущего моря, туда, где построили Новый Чиркей… А ведь по-современному строили: жилые дома — крепкие, крытые шифером из синего сланца на цементном растворе, и на ровном месте, а не на склоне. И что всех удивило и поразило — многоэтажные дома, каменные и кирпичные, блочные и панельные, на альпийской высоте в Дубках выстояли (незначительные трещины не в счет), уцелели деревянные бараки и времянки, остались целы все сооружения в котловане, а вот Новый Чиркей, куда должны были переселиться жители старого аула, был уничтожен. Может, что-то недодумали те, кто выбрал это место для застройки.
Старик Ашурали безмятежно спал в своей полуразрушенной сакле, завесив одеялами брешь в стене, спал, усталый от тревог и волнений, и не слышал, как в покосившиеся ворота люди тревожно колотили кулаками. Старуха Заза с той первой страшной ночи не возвращалась из «табора» — так теперь назвали чиркейцы свой палаточный городок. Она была с внуками, со своей бесхвостой коровой.
— А может, нет его? — усомнился кто-то.
— Как нет? Ворота изнутри закрыты. Не беда ли с ним какая?
Еще сильнее заколотили, так, что чуть ворота не рассыпались. Наконец Ашурали проснулся, прислушался: что за шум, не снится ли это ему? Вспомнил о недавних тревогах, и сразу мелькнула мысль: «Неужели опять беда?» Он встал с постели быстро, насколько мог это сделать человек, старшему сыну которого уже под шестьдесят… Кстати, этот сын по имени Булат, что от первой жены, вырос сиротой: мать умерла при родах. И как обидно Ашурали, что живет он где-то очень далеко на Востоке — капитан дальнего плавания. Может быть, когда уйдет на пенсию, вернется в родные края. Наспех одеваясь, старик вспомнил о своих сыновьях, и в душе засветилась надежда: может быть, это один из них вернулся, отозвался на беду. А не средний ли это Хаджи, который служит в Заполярье? А может, младший, поздний цветок, как его называет мать, Мурад? Ведь он ближе всех, можно сказать, рядом — в Махачкале.
Стук в ворота повторился еще настойчивее.
— Сейчас я, сейчас, — проговорил старик тихо, будто тот, кто стучал, стоял рядом.
Он выбрался на веранду, но за воротами не было ни одного из тех, кого ему хотелось увидеть, — ни Булата, ни Хаджи, ни Мурада. Вместо них Ашурали разочарованно увидел шумную толпу аульчан, среди которых были и его почтенные друзья. Они махали ему, мол, выходи скорее, иди к нам.
Ашурали нашел на веранде кумган с водой и, поливая сам себе, стал умываться, предварительно, как всегда, заткнув уши ватой, выдернутой из прорехи в одеяле. Этим он сознательно смазал впечатление от новости, какую ему хотели сообщить возбужденные люди.
Старик не торопясь сошел с лестницы, подошел к воротам и открыл их. Все кинулись к нему и, размахивая руками, наперебой загалдели.
— Да подождите вы. Зачем разбудили? — Ашурали вынул вату из ушей, положил ее в карман и снова спросил: — Что случилось?
— Понимаешь… — начал было
Ашурали движением руки остановил его на полуслове и обратился ко всем:
— Старикам остаться, а всем остальным разойтись, и вам, женщины, — сказал он, но люди не хотели уходить. Тогда он по одному впустил своих друзей в ворота и закрыл их. — Так лучше… Я вижу, что вы хотите сообщить мне удивительную новость.
— Удивительнее не бывает, — начал Амирхан.
— Но, как бы сказать, радость это или печаль?
— Скорее всего большая беда, — заметил, войдя последним в ворота, Чантарай.
— Одним словом, сбылось то, что ты предсказывал, — проговорил Хромой Усман, вглядываясь в Ашурали, будто он видел его впервые. — Ты пророк!
— Может быть, без насмешек скажете, что случилось? Я ничего не предсказывал.
— Это ты говорил: «Мы еще посмотрим, на все воля его». Разве не ты? — заискивая перед Ашурали, начал издалека Амирхан.
— Все разрушено, — сказал и Рабадан, человек с золотыми зубами.
— Что все? — уставился на него Ашурали.
— Ну, все, все, что здесь затевали… — развел руками Хромой Усман, поворачиваясь лицом в ту сторону, где строилась плотина.
— Не может быть. — Переведя взгляд, оторопело посмотрел Ашурали вдаль. — И Новый Чиркей?
— И Новый. Дотла.
— И плотина?
— Плотины еще не было, но то, что сооружено, тоже разрушено.
— А город?
— Из города люди бегут, — подхватил Амирхан, сообщая весть, которую он сегодня где-то услышал.
После минуты раздумья Ашурали медленно опустился на камни; все, следуя его примеру, тоже сели, ожидая, что старик сейчас, с гордостью крутя ус, скажет: «Да, я говорил, я предсказывал вам, я предупреждал…» Но лицо Ашурали помрачнело, что не предвещало им ничего хорошего, потом оно сделалось пепельно-бледным…
— Беда, — глубоко вздохнув, сказал Ашурали неожиданно для всех. — И что же вы, уважаемые, злорадство в руках ласкаете? Вы спешили мне радость сообщить? — Его голос крепчал. — У народа беда, а вы… Как же это понимать?!
— Не горячись, Ашурали, — примирительно промолвил Чантарай. — Ты же не хотел, чтоб здесь строили море и на дно пускали аул…
— Сядь со мной, Чантарай. Пойми, против чего бы я ни возражал, вы же не можете сказать, что я хотел беды, и никогда никого из вас я не учил желать недоброго людям. — Старик немного успокоился; может быть, ему пришла в голову мысль о том, что, возможно, Чантарай искренне хотел обрадовать его, даже вопреки своей совести. — М-да, друзья мои, беда большая…
Услышав эти слова Ашурали, все печально умолкли.
— Нас теперь никуда не переселят, — после долгой паузы заметил Амирхан.
— Я должен все увидеть своими глазами. — Ашурали проворно вскочил. — Я не видел, я хочу увидеть.
— Мы с тобой.
— Тогда не будем терять времени. На попутную, и туда!
«Непонятным стал наш Ашурали, — думали почтенные, отправляясь в путь, — хотя, впрочем, он всегда был таким». Старики гуськом перешли мост через Сулак и возле столовой поселка Дружба сели на попутный грузовик. Всю дорогу до плато, где лежал в руинах безжалостно искореженный стихией Новый Чиркей, противоречивые чувства обуревали Ашурали; что это на самом деле, неужели воля аллаха, неужели он так жесток, думалось ему. И тут же старик отмахивался от этой мысли, зовущей его усомниться в деяниях всевышнего. Видано ли, потерять столько человеческого труда. Ему больно было сознавать это, но вместе с тем мелькнула мысль: может быть, теперь свернут стройку и оставят их аул в покое?