Избранные романы: Трудный путь. Волшебный час. Просто, как смерть. Чудо в Андах.
Шрифт:
«Пришла смерть, — спокойно подумал я. — Теперь я узнаю, что там, по ту сторону». Я не кричал, не пытался высвободиться. Просто ждал, и, когда я осознал свою полную беспомощность, на меня снизошел покой. Я покорно ждал смерти.
И тут вдруг чья-то рука сгребла снег с моего лица и меня втянули назад, в мир живых. Кто-то откопал меня из-под снега. Я выплюнул забивший рот снег, судорожно вздохнул.
— Кто это? — услышал я крик Карлитоса.
— Это я, Нандо, — пробормотал я.
Я услышал над собой шум, крики, плач.
— Откапывайте лица! Им нечем дышать!
— Коко! Где Коко?
— Помогите!
— Марсело
— Сколько их? Посчитайте всех!
Суета продолжалась несколько минут, затем все стихло.
Меня наконец откопали всего, и я выбрался из снежного кокона. Тускло мерцал огонек зажигалки в руке Панчо Дельгадо. Кто-то лежал без движения. Некоторые, пошатываясь, поднимались — как зомби из могил. Хавьер стоял на коленях и держал в руках Лилиан. Голова ее безжизненно повисла, и я понял, что она мертва. Хавьер зарыдал.
Я посмотрел на остальных. Кто-то плакал, кто-то просто безучастно смотрел в пустоту. Поначалу никто не мог произнести ни слова. Потом наконец мне все рассказали.
Рой Харли проснулся оттого, что услышал грохот в горах. Через несколько секунд лавина смела перегородку в хвосте салона, и Рой с ужасом увидел, что все, кто спал на полу, погребены под снегом. Он бросился разгребать снег и вскоре откопал Карлитоса, Фито и Роберто. Они принялись ему помогать, но всех спасти не успели. Мы потеряли многих. Марсело был мертв. Погибли Энрике Платеро, Коко Николич и Даниэль Маспонс. Карлоса Рока и Хуана Карлоса Менендеса придавила рухнувшая перегородка. Не стало Диего Шторма и Лилиан.
Смерть друзей потрясла нас. Мы позволили себе поверить, что опасность миновала, но теперь мы поняли — она подстерегает нас каждую минуту. Даниэль и Лилиана лежали в нескольких сантиметрах от меня. Я вспомнил маму и Сюзи, которые сами выбрали, куда сесть. Вспомнил Панчито, который поменялся со мной местами за несколько минут до катастрофы. Эта случайность пугала и злила меня: ведь если смерть действует наобум, значит, сколько человек ни решай, сколько ни планируй, защититься он никак не может.
Немного оправившись, мы перетащили погибших в конец салона, где снег был глубже всего. Живым осталась только небольшая площадка перед кабиной. Девятнадцать человек сбились в кучу там, где могли разместиться человека четыре. Мы были с головы до ног в снегу, он начал таять, и вся наша одежда промокла насквозь. Хуже того, все наши пожитки оказались погребены под снегом. У нас не было ни одеял, ни подушек, ни обуви. Здесь было так мало пространства, что нам приходилось сидеть, уткнув подбородок в колени. Пытаясь устроиться поудобнее, я почувствовал, как подкатывает паника. Мне нестерпимо хотелось кричать во весь голос. Я пытался представить, сколько снега может быть над нами. Метр? Пять метров? Неужели мы погребены заживо? Неужели «фэрчайлд» стал нашим гробом? Снег приглушал все звуки, в самолете стояла тяжелая тишина, и наши голоса подхватывало эхо — как будто мы были на дне колодца. Теперь я понимал, что значит оказаться в подводной лодке на дне океана.
Следующие несколько часов были самыми мучительными. Хавьер горько оплакивал Лилиану, да и все остальные переживали смерть тех, кто стал им близкими друзьями.
Вскоре многие начали чихать и кашлять, и я понял, что нам не хватает воздуха — снег перекрыл его доступ. Если мы не пробьемся наружу, то задохнемся. Я нащупал конец алюминиевого шеста, который торчал из-под снега. Не раздумывая я схватил его и, как копьем, стал тыкать в потолок. Я наносил удар за ударом и наконец сумел пробить фюзеляж. Я просовывал шест все дальше, и наконец проткнул толщу снега.
Все оказалось не так уж и плохо. Над нами было чуть больше метра снега. Через дыру, которую я проделал, в салон начал поступать свежий воздух. Дышать стало свободнее. И мы попытались уснуть.
Когда наконец наступил рассвет, в иллюминаторах тоже посветлело — солнце пробивалось сквозь снег. Мы не теряя времени стали выбираться из нашей алюминиевой могилы. Самолет лежал на склоне так, что боковое стекло в кабине было обращено к небу, а поскольку наш обычный выход был завален, мы решили, что выбираться надо через кабину. Обломками железа и пластмассы мы расчищали путь к кабине. Места там было только для одного, поэтому мы сменяли друг друга каждые пятнадцать минут. А остальные оттаскивали снег в хвост салона.
На это ушло несколько часов, но наконец Густаво добрался до кресла летчика и сумел дотянуться до окна. Он надавил на него, но снег лежал слишком плотно, и стекло не поддалось. Окно сумел выбить Рой Харви. Он вылез из кабины и сумел пробраться через снег наружу. Оглядевшись, он увидел, что в горах бушует метель. Самолет был полностью погребен под снегом.
— Снег очень глубокий, — сообщил он, спустившись к нам. — Можно провалиться с головой. Так что, пока буран не кончится, мы здесь как в тюрьме.
Оставалось только ждать. Чтобы поднять настроение, мы стали придумывать, как будем отсюда выбираться. И тут появилась новая идея. Две первые экспедиции закончились провалом, и многие решили, что на запад пути нет. И обратили внимание на долину, которая расстилалась к востоку от нас. Они полагали, что если Чили действительно так близко, то, когда тают снега, вода уходит через предгорья Чили в Тихий океан. Если мы обнаружим этот путь, дорога к спасению будет открыта.
Меня этот план не вдохновлял. Мы знали, что на западе Чили, так зачем идти тем путем, который заведет нас только дальше в горы? Но поскольку остальные приняли эту идею с воодушевлением, я спорить не стал.
— Я устал ждать, — заявил я. — Почему вы думаете, что завтра погода будет лучше?
Педро Альгорта вспомнил разговор с таксистом в Сантьяго.
— Он сказал, что весна в Андах наступает как часы — пятнадцатого ноября.
— Ждать осталось чуть больше двух недель, Нандо, — сказал Фито. — Ты уж потерпи.
— Ладно, потерплю, — ответил я. — Но только до пятнадцатого ноября. Тогда, если никто не согласится пойти со мной, я отправлюсь в путь один.
Эти дни выдались самыми тяжелыми. Мы были заперты внутри, и лотки для таяния снега оказались бесполезны. Жажду мы могли утолять только грязным снегом, по которому ходили и на котором спали. До тел, оставшихся снаружи, мы добраться не могли и без пищи скоро стали слабеть. Тела тех, кто погиб во время схода лавины, были совсем рядом, но мы не хотели их есть. Прежде о том, чьи тела мы едим, знали только те, кто их резал. К тому же тела были замерзшие, и их было проще воспринимать как мясо.