Избранные сочинения в шести томах. Том 2-й
Шрифт:
те уже привязали могиканина к столбу, чтобы сжечь, —* ты бы написал все это здесь и мог бы добавить еще очень многое. Я перерезал ремни, которыми его свя¬ зывали,— вот этими самыми руками,—я отдал ему свой томагавк и нож, — ведь для меня всегда самым подходя¬ щим оружием было ружье. Да, он умел действовать в бою, раздавал удары направо и налево, как подобает настояще¬ му воину. Я встретил Джона, возвращаясь со слежки за зверем, и увидел на шесте индейца одиннадцать вражьих скальпов. Не вздрагивайте так, миссис Эффингем, то были скальпы всего лишь воинов. Когда я теперь гляжу на эти горы, где когда-то мог насчитать над лагерями делаваров до двадцати дымков, стелющихся над вер¬ хушками деревьев, меня охватывает печаль: ведь ни одного человека не осталось от племени, разве встретишь какого-нибудь бродягу из Онидас или индейцев-янки, которые, говорят, переселяются от берегов моря, — их, по- моему, и людьми-то назвать нельзя — так, что называется, ни рыба ни мясо, не белые и не краснокожие. Ну ладно, мне пора, надо уходить. — Уходить? — воскликнул Эдвардс. — Куда ты со¬ брался уходить? Кожаный Чулок, незаметно для себя усвоивший мно¬ гие из индейских привычек, хотя он всегда считал себя человеком цивилизованным по сравнению с делаварами, отвернулся, чтобы скрыть волнение, отразившееся на его лице; он нагнулся, поднял большую сумку, лежавшую за могилой; и взвалил ее себе на плечи. — Уходить?! — воскликнула Элизабет, торопливо под¬ ходя к старику. — Вам нельзя в вашем возрасте вести одинокую жизнь в лесу, Натти. Право, это очень неблаго¬ разумно. Оливер, ты видишь — Натти собрался на охоту куда-то далеко. — Миссис Эффингем права, Кожаный Чулок, это не¬ благоразумно, — сказал Эдвардс. — Тебе вовсе незачем взваливать на себя такие трудности. Брось-ка сумку, и уж если желаешь поохотиться, так охоться неподалеку в здешних горах. — Трудности? Нет, детки, это мне только в радость — это самая большая радость, какая еще осталась у меня в жизни. — Нет, нет, вы не должны уходить далеко, Натти! — воскликнула Элизабет, кладя свою белую руку на его 57* 887
сумку из оленьей кожи. — Ну да, конечно, я была права: в сумке походный котелок и банка с порохом! Оливер, мы не должны его отпускать от себя — вспомни, как неожи¬ данно быстро угас могиканин. — Я так и знал, детки, что расставаться нам будет не¬ легко, — сказал Наттп. — Потому-то я зашел сюда по пу¬ ти, чтобы одному попрощаться с могилами. Я думал, коли я отдам вам на память то, что подарил мне майор, когда мы с ним впервые расстались в лесах, вы примете это по- хорошему и будете знать, что старика следует отпустить туда, куда он рвется, но что сердце его остается с вами. — Ты что-то затеял, Натти! — воскликнул юноша. — Скажи, куда ты намереваешься идти? Тоном, одновременно и доверительным и убеждающим, как будто то, что он собирался сказать, должно было за¬ ставить умолкнуть все возражения, охотник сказал: —- Да говорят, на Великих Озерах охота больно хоро¬ ша — простора сколько душе угодно, нигде и не встре¬ тишь белого человека, разве только такого же, как я, охот¬ ника. Мне опостылело жить среди этих вырубок, где с восхода до захода солнца в ушах раздается стук топоров. И, хоть я многим обязан вам, детки, и это сущая правда, — поверьте, меня тянет в леса. — В леса? — повторила Элизабет, дрожа от волне¬ ния. — Вы называете эти непроходимые дебри лесами? — Э, дитя мое, человеку, привыкшему жить в глуши, это все нипочем. Я не знал настоящего покоя с того вре¬ мени, как твой отец появился здесь вместе с остальными переселенцами. Но я не хотел уходить отсюда, пока здесь жил тот, чьи останки лежат цод этим камнем. Но теперь его уже нет в яшвых, нет в живых и Чингачгука, а вы мо¬ лоды и счастливы. Да, за последнее время во «дворце» Мар- мадьюка звенит веселье. Ну вот, подумал я, пришла пора и мне пожить спокойно на закате моих дней. «Дебри»! Здешние леса, миссис Эффингем, я и лесами не считаю, на каждом шагу натыкаешься на вырубку. — Если ты в чем терпишь нужду, скажи только слово, Кожаный Чулок, и мы сделаем все возможное. — Я знаю, сынок, ты говоришь это от доброго сердца и миссис Эффингем тоже. Но пути наши разные. Вот так же, как у этих двух, лежащих теперь рядом: когда они были живы, то один думал, что отправится в свой рай на запад, а другой — что на восток. Но в конце концов они 888
свидятся, как и мы с вами, детки. Да, да, живите и дальше так, как жили до сих пор, и когда-нибудь опять будем вместе в стране праведных. — Все это так внезапно, так неожиданно! — прогово¬ рила Элизабет, задыхаясь от волнения. — Я была уверена, Натти, что вы будете жить с нами до конца вашей жизни. — Все наши уговоры напрасны, — сказал ее муж. — Привычки сорокалетней давности не осилишь недавней дружбой. Я слишком хорошо тебя знаю, Натти, и больше не настаиваю, но, быть может, ты все же позволишь мне выстроить тебе хижину где-нибудь в отдаленных горах, куда мы смогли бы иногда приходить повидать тебя и уве¬ риться в том, что тебе хорошо живется. — Не тревожьтесь за Кожаного Чулка, детки, господь сам позаботится о старике, а потом пошлет ему легкую кончину. Верю, что вы говорите от чистого сердца, но жи- вем-то мы по-разному. Я люблю леса, а вы хотите жить среди людей; я ем, когда голоден, пью, когда испытываю жажду, а у вас и еда и питье по часам и по правилам. Нет, у вас все по-другому. От вашей, доброты вы даже перекор¬ мили, моих собак, а ведь охотничьи псы должны уметь хо¬ рошо бегать. Самому малому из божьих творений уготован свой удел — я рожден, чтобы жить в лесной глуши. Если вы любите меня, детки, отпустите меня в леса, куда я стремлюсь всей душой. Эта мольба решила все — больше уговаривать его не стали, но Элизабет плакала, склонив голову на грудь, и муж ее тоже смахивал набежавшие слезы. Вытащив не¬ ловкой от волнения рукой свой бумажник, он взял из него пачку ассигнаций и протянул охотнику. — Возьми, Натти, — сказал он, — возьми хотя бы это. Прибереги их, и в час нужды они тебя выручат. Старик взял деньги и поглядел на них с любопыт¬ ством. — Так вот они какие, новые деньги, которые делаются в Олбани из бумаги! Тем, кто не больно учен, пользы от них нет. Забирай-ка их обратно, сынок, мне от них проку мало. Я уж постарался закупить у француза весь порох в его лавке, прежде чем мусью уехал, а там, куда я иду, свинец, говорят, растет прямо из земли. А эти бумажки не годятся и для пыжей, я ведь бумажных не употребляю, только кожавЁые... Ну, миссис Эффингем, позволь старику 889
поцеловать на прощанье твою ручку, и да ниспошлет господь бог все свои наилучшие дары тебе и твоим детям. — В последний раз умоляю вас остаться с нами, Нат- ти! ^- воскликнула Элизабет. — Не заставляйте нас горе¬ вать о человеке, который дважды спас меня от смерти и верно служил тем, к кому я питаю преданную любовь. Ра¬ ди меня, если не ради себя, останьтесь! Мне будут сниться ужасные сны, — они еще мучают меня по ночам, — что вы умираете от старости, в нищете, и подле вас нет ни¬ кого, кроме убитых вами диких зверей. Мне будут всегда мерещиться всевозможные напасти и болезни, ко¬ торые одиночество может навлечь на вас. Не покидайте нас, Натти, если не ради собственного благополучия, то хотя бы ради нашего. — Мрачные мысли и страшные сны, миссис Эффин- гем, недолго станут мучить невинное созданье, —- торжест¬ венно проговорил охотник, — божьей милостью они скоро исчезнут. И если когда тебе опять приснятся злые горные кошки, то не потому, что со мной стряслась беда — это бог показывает тебе свою силу, которая привела меня тогда к тебе на спасение. Уповай на бога да на своего мужа, и мысли о таком старике, как я, не будут ни тяжкими, ни долгими. Молю бога, чтобы он не оставил тебя — тот бог, что живет и на вырубках и в лесной глуши, —и благосло¬ вил тебя и все, что принадлежит тебе, отныне и до того великого дня, когда краснокожие и белые предстанут пе¬ ред судом божьим, и судить их будут не по земным, а по божьим законам. Элизабет подняла голову и подставила старику для прощального поцелуя свою побледневшую щеку, и Кожа¬ ный Чулок почтительно коснулся этой щеки. Юноша, не произнося ни слова, судорожно сжал руку старика. Охот¬ ник приготовился отправляться в путь. Он подтянул ре¬ мень потуже и еще некоторое время стоял, делая, как все¬ гда бывает в минуту грустного расставания, какие-то лиш¬ ние, ненужные движения. Раза два он попытался было сказать что-то, но комок в горле помешал ему. Наконец, вскинув ружье на плечо, он крикнул громко, по-охотничьи, так, что эхо его голоса разнеслось по всему лесу: — Эй, эй, мои собачки, пора в путь! А к концу этого пути вы порядком натрете себе лапы! Заслышав знакомый клич, собаки вскочили с земли, обнюхали все вокруг могилы, потом подошли к молчаливо 890
стоявшей паре, как будто понимая, что предстоит разлука, и покорно побежали за хозяином. Некоторое время мо¬ лодые люди, не произносили ни слова, и даже юноша скрыл лицо, нагнувшись над могилой деда. Когда муж¬ ская гордость победила наконец, в нем эту слабость чувств, он обернулся, думая возобновить свои уговоры, но увидел, что подле могилы они остались только вдвоем, он и его жена. — Натти ушел! — воскликнул Оливер. Элизабет подняла голову и увидела, что охотник, уже подходивший к опушке, на мгновение остановился и обер¬ нулся. Взгляды их встретились, и Кожаный Чулок по¬ спешно провел по глазам жесткой ладонью, потом высоко поднял руку в прощальном привете, крикнул с усилием, подзывая собак, которые было уселись на землю, и скрылся в лесу. То был последний раз, что они видели Кожаного Чулка, чье быстрое продвижение намного опередило тех, кто по распоряжению й при личном участии судьи Темпла отпра¬ вился за ним вдогонку. Охотник ушел далеко на Запад — один из первых среди тех пионеров, которые открывают в стране новые земли для своего народа. КОНЕЦ
ПОСЛЕСЛОВИЕ К РОМАНАМ «СЛЕДОПЫТ», И «ПИОНЕРЫ» После того как мы закрыли замечательную книгу Ку¬ пера «Последний из могикан», в нашей памяти остался образ глубоко опечаленного Соколиного Глаза и убитого горем Великого Змея, потерявшего любимого сына — юно¬ го Ункаса. Его унесла длившаяся десятилетиями воина между французскими и английскими колонизаторами за захват американских земель. В только что прочитанной книге, где продолжено опи¬ сание этой войны, перед читателями вновь возникает На¬ таниэль Бампо. Следопыт и разведчик английской армии* он и здесь, как всегда, отважен, находчив, благороден, полон ненависти к ненужным жестокостям, мечтает 6 мирном и чистом существовании людей, осуждает расовое высокомерие колонизаторов. Совсем немного времени прошло с тех пор, как погиб¬ ли Ункас и Кора, быть может, год или два. Все, что совер¬ шается на страницах «Следопыта», относится к самому концу 50-х годов XVIII века. Опасные и трагические приключения героев «Следо¬ пыта» связаны прежде всего с войной. На водах и острог вах огромного озера Онтарио пролилась кровь французов* англичан, индейцев, осиротела благородная Мэйбл, поте¬ ряв своего отца, сержанта Дунхема, убит лукавый индеец Разящая Стрела, перешедший на сторону французов, погиб предатель квартирмейстер Мюр и многие другие. Уверены ли те, кто рискует своей жизнью и отдает ее 892
за английские интересы, что война, которую они ведут, справедлива? Над этим не задумывается ни сержант Дун- хем, честный вояка, ни старый моряк Кэп, с появлением которого на страницах романа повеяло соленым воздухом морей и безбрежных океанов... Ворчун Кэп, с его презре¬ нием к пресным водам, с его склонностью определять все только терминами морского словаря, вносит струю грубо¬ ватого, но доброго юмора в иной раз печальные и жестокие эпизоды романа. Страницы, на которых оживает образ старого моряка, невольно заставляют вспомнить самого Купера, который в молодости увлекся романтикой морских плаваний, бежал из дома и прослужил несколько лет во флоте. Как раз на озере Онтарио молодой моряк Купер задолго до того, как он написал свой роман, строил с другими американскими моряками военный бриг. Тема моря навсегда осталась ему близка... Итак, Дунхем и Кэп не сомневаются в том, что оци делают справедливое дело. В «Последнем из могикан», на¬ писанном за четырнадцать лет до «Следопыта» (этот ро¬ ман появился в 1840 году), Купер и сам был недостаточно объективен в решении этого вопроса. Мы помним, какими черными красками он рисовал именно французского командира Манкольма и тех индейцев, которые поддержи¬ вали его. В «Следопыте» автор начинает по-новому оцени¬ вать некоторые явления. И те герои книги, в которых Ку¬ пер воплотил черты душевной чистоты и честности; уже понимают, что между жестокими и коварными методами ведения войны, да и между целями ее у англичан и фран¬ цузов разницы нет. Так, Следопыт поддерживает Мэйбл Дунхем, когда она, осуждая обман и подкуп индейцев, го¬ ворит: «Не понимаю, почему то, что справедливо для коро¬ ля Георга, не должно считаться справедливым и для короля Людовика», и: «Если французы поступают дурно, подкупая туземцев, чтобы они воевали с их врагами, то, казалось бы, это одинаково не благородно и со стороны англичан». Мэйбл, так же как и Следопыт и, конечно же, как сам автор, по достоинству оценивает жестокость колонизаторов, победно шествующих по землям, которыми столетиями владели индейские племена. «Ингизы очень жадный, — го¬ ворит Июньская Роса, — отнимай лес, охота, гони шесть племя туда, где солнце сядет; злой король, злой люди. Бледнолицый.— «ухкак плохо!». «Мэйбл знала,—добавляет 893
автор, — что в словах индианки много горькой правды ...чтобы пытаться возразить...» Благородный Следопыт, участвуя в этой войне как необычайно меткий стрелок и сообразительный разведчик, оказывается в положении человека, который помогает же¬ стокому уничтожению людей. И человечный, добрый Нат- ти мечтает о мире, «чтобы по-прежнему можно было бро¬ дить по лесам, не встречая никаких врагов, кроме зверей и рыб». Следопыт находит отзвук своим чувствам и мыслям в Мэйбл Дунхем, с ее добрым отношением к людям, незави¬ симо от их цвета кожи (вспомним ее трогательную дружбу с Июньской Росой), с ее стремлением к справедливости, с ее искренностью и непосредственностью. Мэйбл становит¬ ся для Следопыта воплощением его идеала женщины: в ней гармонически сочетается то ценное, что несет с собой цивилизация,— образованность, широкий умственный кру¬ гозор, начитанность, душевная чистота, прямота и неис¬ порченность, которые всегда казались Следопыту связан¬ ными с жизнью, далекой от цивилизации. Он очень остро начинает ощущать свое невежество, свою оторванность от того мира культуры, в котором Мэйбл чувствует себя сво¬ бодно. Это ощущение особенно мучительно для уже зре¬ лого годами Следопыта, потому что он нежно полюбил эту действительно умную и добрую девушку. И здесь писатель вводит нас, пожалуй единственный раз, в мир интимных, личных чувств и отношений своего героя — отношений, которые занимают много места в этом романе. Мы, читатели, воспринимаем любовь Натти Бампо с грустью и жалостью к нему. Ведь, когда Натти еще полон надежд, хотя и терзается сомнениями, мы уже знаем во¬ лею автора, что избранником Мэйбл будет не Следопыт, к которому она питает чувства, близкие к дочерним, а моло¬ дой, не менее благородный, чем Натти, Джаспер. Рисуя мир интимных чувств Следопыта, Купер делает его образ более многогранным, помогает нам еще ярче и реальнее воспринять весь его облик. Мы узнаем его не только как отважного разведчика, благородного противни¬ ка, чуждого эгоистическим, корыстным целям. Теперь мы уверены в том, что в любых своих проявлениях Натти Бампо чист душою и способен на самопожертвование. И, хотя он неуклюж в выражении своих чувств, наивен в своих надеждах, он бесконечно трогателен в своей любви 894
к Мэйбл. Эго чувство так глубоко и бескорыстно, так ли¬ шено какого бы то ни было оттенка грубости и эгоизма, что вполне понятной и закономерной становится та боль¬ шая жертва, которую Натти принес ради счастья Мэйбл, добровольно отказавшись от нее. Когда читаешь страницы, посвященные непростым отношениям, которые сложились у Натти, Мэйбл и Джаспера, трудно решить, кто же из них честнее и благороднее. Все ойй вызывают нашу любовь и уважение. В «Следопыте» мы вновь находим все то, что восхища¬ ло нас в уже прочитанных нами романах о Кожаном Чул¬ ке: богатое воображение автора, необыкновенно живо вос¬ создавшего события, «воздух» Америки XVIII века, его уважение к людям «красной кожи», сочувствие к истреб¬ ляемым индейским племенам; правдивость, с которой пи¬ сатель рассказывает о жестокостях и кровопролитиях, со¬ провождавших колонизацию американских земель. Описания природы в «Следопыте» приводили в восторг великого французского писателя Бальзака, современника Купера. «Эта волшебная проза, — писал он, — не только показывает реку и берега, леса и деревья, но ей удается дать одновременно и мельчайшие детали и целое... Когда дух безлюдия заговорит с вами, когда вас очарует свежее спокойствие этой вечной тени, когда вы окинете взором мощную растительность, сердце ваше придет в волнение... Вы перевоплощаетесь в страну; она входит в вас или вы в нее, — не угадаешь, как происходит эта метаморфоза, вы¬ званная гением; но вы не в состоянии отделить почву, ра¬ стительность, воды, их ширь и очертания от волнующих вас интересов». В «Следопыте» Купер показал нам и свое уменье рас¬ крывать сложные человеческие чувства героев, и рисо¬ вать их с необычайной простотой и непосредственностью. Сложен душевный мир не только как будто простых и яс¬ ных Натти, Джаспера, Мэйбл; сложны и противоречивы отношения Мэйбл и Июньской Росы, женщины, воспитан¬ ной в традициях племени; она преклоняется перед своим вероломным мужем — врагом англичан и в то же время глубоко предана Мэйбл, чья человечность и доброта восхи¬ щают ее. Эти душевные конфликты не могут оставить читателя равнодушным, и он с еще большим волнением читает эту книгу. 895
Нам становится грустно, когда на последних страницах «Следопыта» исчезает в лесах одинокий Натти Бампо, испытав всю боль неразделенных чувств и не осуществив¬ шихся надежд. Но Натти не только поэтому становится все более и более одиноким: границы девственных лесов и не¬ тронутой природы быстро отодвигаются к западу. И, как бы ни старался Натти Бампо перегнать ее, непонятная и враждебная ему цивилизация неотвратимо вторгается в его «владения». Через много лет после встречи Следопыта и Мэйбл ей однажды рассказали о знаменитом охотнике, который из¬ вестен как «человек редкой душевной чистоты и большой оригинал» и которого в этой стране у берегов Мохока назы¬ вают Кожаным Чулком...» Под этим прозвищем он и появляется в следующем ро¬ мане о Натаниэле Бампо — «Пионеры». * * Роман «Пионеры» вышел в 1823 году. Это была первая книга Купера о Кожаном Чулке. В ней Натаниэль Бам¬ по — доживающий свой век семидесятилетний чудак-охот¬ ник, а Чингачгук — спившийся старый индеец Джон Мо¬ гиканин. Между приключениями, о которых рассказано в «Сле¬ допыте», и жестокими испытаниями, выпавшими на долю Кожаного Чулка в «Пионерах», прошло более тридцати лет. За это время совершились события огромного истори¬ ческого значения: североамериканские английские коло¬ нии восстали против английской монархии, произошла война за независимость (1776—1783), в которой американ¬ цы победили и создали буржуазно-демократическую республику — Соединенные Штаты Америки. Это была победа буржуазного строя и буржуазного образа жизни. Характерные черты этого жизненного уклада возникают перед нами в романе «Пионеры», где они определяют глав¬ ный конфликт. Судья Мармадыок Темпл, в поместье которого у берегов знакомого нам озера Отсего ютится обветшалая хижина старого Кожаного Чулка, стоит на страже законности, за¬ щищающей буржуазную собственность. Война за независи¬ мость принесла ему власть и богатство. Ему достались зем¬ ли деда и отца Оливера Эффингема, поместье, которое было 896