Изгнанница Муирвуда
Шрифт:
Открывшееся наконец путникам аббатство казалось очень маленьким по сравнению с окружавшими его утесами и тем поразило Майю до глубины души. Оно было пристроено прямо к утесу, вот только утес этот размерами и высотой во много раз превосходил гору, на которой стоял Рок-Адамор. Нижние ярусы аббатства были оторочены густой порослью вечнозеленых деревьев, листва которых смотрелась приятным контрастом с серым камнем. Поодаль, в трещинах и расселинах, ютились немногочисленные заблудшие елочки. Аббатство стояло у самого перевала, за которым Майя насчитала четыре других. Тропа уходила вдаль, сколько хватал глаз,
Увы, для того чтобы подняться к аббатству, следовало начале спуститься. На дне расселины прозябала деревушка у реки, миновать которую на пути к аббатству было решительно невозможно. В деревушке имелось несколько скромных домишек, один — с водяным колесом, вращаемым бурливым речным потоком. Местные жители говорили на смеси трех языков, в которой преобладало монское наречие. Майя его не знала, однако сумела выдать себя с товарищами за дагомейских путешественников, тем более что жители деревни не разбирались в акцентах. Явление дагомейцев их удивило, однако не слишком заинтересовало.
В деревне имелся целитель по имени Дом Сайлас — ссохшийся человечек с некогда черными, а ныне изрядно побитыми сединой волосами. Он тотчас же принялся хлопотать вокруг кишона, то сокрушенно цокая языком, то приговаривая что-то по-своему. Селение было невелико, десятка на два домишек. Дом Сайлас заявил, что кишон серьезно ранен и что он, целитель, должен понаблюдать за ним, прежде чем делать какие-либо прогнозы. Переговоры вел Джон Тейт, который худо-бедно понимал местное наречие.
— Я останусь с ним, — сказал Джон Тейт. — А ты иди к Альдермастону, коли он тебе нужен, — с этими словами он снова посмотрел на Майю. — Да только ты ж на ногах еле стоишь. Отдохнула бы сначала, а?
— Ну нет, — твердо ответила Майя, сжала его толстое плечо и вышла из комнатушки целителя.
Поднимаясь по узкой тропе в аббатство, она ощущала одновременно тревогу и радость. Что скажет она Альдермастону? О чем следует умолчать? Стоит ли признаваться в том, что она — дочь короля Комороса? Показывать ли чернильные, словно вытатуированные пятна у основания шеи? А плечо? По собственному опыту Майя знала, что аббатство — это государство в государстве. Мастон имел право потребовать убежища в аббатстве, но Майя мастоном не была и потому воспользоваться этой привилегией не могла. Она только надеялась, что Альдермастон поймет ее язык, а впрочем, готова была объясняться любым доступным образом.
Тропа уходила все выше, измученные дорогой ноги болели не переставая, в животе холодело от страха и волнения. Страшней всего было думать о том, что скажет или сделает Альдермастон, узнав, во что превратилась Майя. Посочувствует ли он ее обстоятельствам или же осудит ее? Мысль о том, чем она стала, вызывала у Майи стыд, но разве по ее воле произошло то, что произошло? В голове шумело от нехватки сна, мысли путались и разбегались. Майя брела по тропе, с трудом переставляя ноги. Запрокинув голову, девушка глубоко вдохнула и ощутила запах сосен и чистого горного воздуха.
В животе свернулся холодный узел.
Ворот аббатства она достигла уже почти в сумерках. Три бессонные ночи подряд измучили девушку до предела, и все же, несмотря на все страхи и сомнения, в душе ее теплилась надежда. Альдермастон поможет. Ну, по крайней мере, изгонит Бесчисленного. От облегчения у Майи встал ком в горле; хотелось плакать. Она постучала было в ворота, но тут заметила у входа веревку и потянула. Раздавшийся вслед за этим удар колокола заставил ее вздрогнуть и прикрыть рот рукой. Она не знала, чего ждать и что говорить.
Послышался звук шагов. Зазвенели ключи в замке.
— Abrontay! Cenama majorni?
Человек за дверью был усат и сед и видом своим походил на прислужника. Язык, на котором он говорил, был незнаком Майе, и она решила, что это монское наречие.
— Мне нужен Альдермастон, — сказала Майя, поскольку человек был одет по-мирски.
— Cenama, mirabeau. Constalio ostig majorni. Vray. Vray! — И человек замахал руками, прогоняя гостью.
— Ну пожалуйста, — Майя перешла на дагомейский, — мне очень нужно видеть Альдермастона!
Прислужник непонимающе посмотрел в ответ:
— Дагомейка? Ясно. Мастон? Нет? Ночью пускать только мастон. Где знак?
На мгновение Майя застыла, потеряв дар речи. Впрочем, прислужник не стал дожидаться ответа.
— Идти в деревню, девочка. Нет, не так. Девушка. Идти, идти! — И он снова замахал руками и неодобрительно нахмурился.
Ворота захлопнулись у нее перед носом. Щелкнул замок.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Позор
Майя уперлась лбом в тяжелую деревянную дверь. Подступали сумерки. Девушка понимала: ей не хватит сил, чтобы вернуться в деревню. И на бессонную ночь у ворот тоже не хватит. Она заколотила в дверь ладонями — ответа не было. Тогда она стала дергать за веревку. Колокол грянул так громко, что у нее зачесалась кожа и зазвенело в костях. Но шагов по ту сторону ворот так и не было слышно.
Не зная, что делать дальше, Майя опустилась на колени и прижалась щекой к воротам. Она так устала. Она снова ударила по двери и прислушалась. Издалека доносился невнятный шум и топот, но к двери так никто и не пришел. Солнце опускалось за горизонт, по земле ползли тени. Призрачные бесформенные существа фыркали из сгущающейся темноты, и Майя вздрагивала, пугаясь их присутствия. Девушка поморгала, прогоняя сонную одурь, но стоило ей закрыть глаза, как внутри себя она видела первобытную, подобную морским волнам силу, которая накатывала, грозя смести ее своей мощью.
Майя встала и снова подергала за веревку. Ночь огласили звуки колокола. Какой грязной и усталой чувствовала себя Майя!
«Ну пожалуйста, Альдермастон, придите!»
Спустя некоторое время за дверью вновь зазвучали шаги. Прислужник приоткрыл створку и смерил Майю брезгливым взглядом.
— Пошел прочь! Ночь к Альдермастон нельзя. Пошел!
И прислужник сердито замахал руками.
Майя покачала головой:
— Я не могу уйти. Я должна повидать Альдермастона прямо сейчас.