Изгои Интермундуса

Дронова Анастасия

Переместившись позади нее, я создаю поглощающий барьер, в котором и растворяется созданный мною огонь.

– Ай! – судя по теплу, что пробежало по моей правой руке – Дея опалила себе пальцы.

– Дай взглянуть, – поворачиваю ее к себе лицом, чтобы посмотреть насколько сильно я повредил ей руку своим заклинанием.

Дея щурясь от боли, протягивает мне ладонь: кончики ее пальцев покраснели и покрылись мелкими волдырями. Недолго думая, прикасаюсь губами к тыльной стороне ее ладони.

–

Что ты...? – спрашивает пораженная девушка.

– Это поможет, – в голосе ни тени сомнения.

– У тебя целительные губы или что? – Дея удивленно разглядывает свои уже совершенно здоровые пальцы.

– А ты разве не помнишь рассказы о Septimus Sensu? – поднимаю брови, пытаюсь сохранить невинное выражение лица. Не нужно ей знать больше, пусть думает, что я узнал об этом случайно и не так давно. – О том, что Связанные могут излечивать друг друга? Правда, из-за этого во времена междоусобиц появилось много заклинаний, ранения от которых не излечиваются подобным образом.

– Да, но... – начинает она, – я думала, что между нами настолько нарушена Связь, что кроме телепатии, ничего и нет.

Пожимаю плечами, искренне надеясь, что вопросов больше не последует. Пусть думает, как хочет, но я не собираюсь скрывать от нее те аспекты Septimus Sensu, что помогут сохранить ей жизнь. А вот о том, что я могу чувствовать ее и видеть ее глазами – об этом лучше промолчать.

Домой мы возвращаемся полпятого, но я все никак не могу усидеть на месте – вопросы без ответов давят на меня еще сильнее, когда я нахожусь в четырех стенах этой невзрачной квартирки.

– Пойду, проветрюсь, – кидаю Дее, сидевшей на диване и смотревшей какую-то передачу по телевизору.

– Иди, – откликается она, хотя я уверен, что она меня толком не расслышала. Да уж, она не чувствует Связь так, как я, тут уж ничего не попишешь.

И вот спустя 10 минут, я уже бесцельно брожу по городу, стараясь привести мысли в порядок. Чем сильнее греет солнце, тем больше людей появляется на улицах, что мешает сконцентрироваться на том, как уладить ситуацию, если дела примут скверный оборот.

Расстегнув молнию до середины на своей куртке, чтобы избавиться от удушающего чувство, направляюсь в парк Пушкина, где можно спокойно все обдумать, сидя под каким-нибудь тенистым деревом.

Найдя скамейку в глубине парка под большой осиной, я устало опускаюсь на нее.

– Гляжу, ты совершенно измотан, – слышу я голос позади себя.

Я, резко вскочив, поворачиваюсь лицом к говорившему. Им оказывается мужчина лет тридцати с темно-пепельными волосами и глазами цвета морской волны, на выступающем подбородке с правой стороны небольшая бледная полоска – шрам, оставшийся от пореза длинным ножом. Такой же, как и у...

– Эмрис? – не верю своим глазам.

Конечно, это бред, но... раз Изокрейтс жив, возможно, что кому-то из моих родственников тоже удалось выжить.

– А я думал, что не узнаешь, старший братик, – улыбается мой повзрослевший двоюродный брат.

– Теперь уже как посмотреть, – опускаюсь обратно на скамейку. Если бы он пришел драться, то уже напал бы.

– Ну, здравствуй, Теон, – отвечает он, сев рядом.

– Что ты здесь делаешь? И главное – как ты выжил? – последний вопрос мучает больше всего.

– Мне и самому хотелось бы это знать, – вздыхает Эмрис. – Как и то, почему я старею так медленно.

– Повезло, что хоть еще стареешь, – замечаю я. – А меня уже достало быть подростком.

– Тебе же было почти 21, когда это случилось, разве нет? – удивляется он. – Вполне достойный возраст.

– Видишь ли, – начинаю я, потянувшись, – я учусь в школе, потому сейчас мне – 19.

– А ты не изменился, – хмыкает Эмрис.

– А что ты ожидал? Увидеть старика в обличии юноши? – интересуюсь я. – Хотя, знаешь, я иногда чувствую себе стариком, стоит лишь вспомнить, сколько... Но неважно.

Даже если Эмрис пришел поговорить, это не значит, что мне стоит посвящать его во все тонкости моей нынешней жизни, к примеру, о Дее и о том, что между нами все-таки есть Связь – хоть и почти сломанная.

– Полагаю, ты догадываешься, что привело меня сюда? – спрашивает он.

– Да, – выжидательно смотрю на него, – но разве Хэдин не сказал вам, что я не знаю, где Дея?

– Из его нечленораздельного, разъяренного бормотания, я понял только то, что он ничего не узнал, – признается Эмрис Секундус Солярис.

– Тогда повторюсь, – с нажимом членю слова, – Я не знаю, где она. Я не видел ее почти 300 лет. Может, она в Тибете, стала монашкой.

– Странно, – Эмрис проводит по шраму на своем подбородке. – Никогда бы не подумал, что ты оставишь ее одну.

– На планете в этом мире живет более семи миллиардов людей, – притворно возмущаюсь я. – Ей не будет одиноко.

– Раньше ты не был таким щедрым, – припоминает сын сестры моей мамы. – Мне казалось, что ты и под страхом смерти ее никому не отдашь.

– Времена меняются, – отвечаю я. – Между нами была нарушена Septimus Sensu, поэтому я не видел смысла оставаться с ней.

– Так ты был с ней только потому, что думал, что она – твоя Связанная? – изумляется Эмрис.

– Ну... – неопределенно качаю головой из стороны в сторону, – не знаю. Поняв, что между нами нет Связи, я решил, что незачем нам и дальше идти одной дорогой. Именно тогда я почувствовал, что она мне не нужна.

– Жестоко... – задумчиво протягивает он, чуть прищурившись: будто решает, верить мне или нет.