Изгой
Шрифт:
– Ты рассказывал, что здесь двенадцать лет тому назад был? И как дело тогда обстояло?
– Пограбили мы город хорошо, подожгли с трех сторон – дым пожарища далеко виден был. Выгнали из него татарву – мужиков порубили, а всех баб и детей пленили, их тысячи две было. Соединились с отрядом стольника Бологова у рва, по лестницам сошли вниз и наверх поднялись. И отходить в степь стали, но медленно шли, полон мешал. Вот тут нас татары и ногаи догнали, жаждой мщения пылали.
– Бой приняли?
– Пять верст шли, отбивались. А потом
Смалец замолчал, а Юрий молча пошел рядом, уже не задавая вопросов. Требовалось «переварить» ужасающую информацию – казак совершенно спокойно сказал, что фактически население целиком, пусть и небольшого городка, было уничтожено без всякой жалости.
Да, «людоловы» жестоки, на его глазах они убивали полоняников, устраивали им казни, хлестали плетьми. Да, работорговля отвратна – но татары прагматично свирепы, они торгуют пленниками, большую часть которых не убивают без нужды. А казаки за то им мстят, полностью вырезая всех, кто под руку попадется. Не жалея женщин и детей, стариков – то есть всех тех, кто с ними априори воевать не сможет.
Запугивают?!
Или дело настолько далеко зашло, что между ними смертельная вражда такова, что пошла взаимная резня. Похоже на то – недаром татары казачий городок пограбили, истребив все население поголовно, а потом огню предали. Но в то же время постройки монастыря не тронули, огню не предавали, хотя разорили полностью грабежом.
Почему?
И чем дольше Юрий задавал себе вопросы, тем более тягостной представлялась ему картина происходящего. Казаки и татары воевали друг с другом до полного взаимного истребления. И война эта будет продолжаться и дальше, но никто в ней вверх не возьмет – силы противоборствующих сторон примерно равны.
«Пока не вмешается третья сила, более могущественная. За татарами стоят турки, за казаками Москва. И воевать они будут еще лет двести, а то и больше – точно не знаю. Крым вроде какая-то императрица к России присоединила, не помню, как ее звали».
– Нагло сейчас себя татары ведут, силу почувствовали. В прошлом году гетманом Украины по обе стороны Днепра московиты Ивана Самойловича в Переяславле объявили. Рати собрали и походом на Чигирин пошли, где турецкий ставленник Дорошенко сидит. А без взятия оной гетманской столицы власть над Киевом непрочна. Только поход неудачно окончился, взять город не смогли, как турки с татарами ратью подошли. Воевода Григорий Ромодановский приказал отступать к Черкассам. Османы преследовать стали – Ладыжин и Умань разорили и сожгли в отместку.
– А поляки что же?
– Так они
– А московский царь?
– Алексей Михайлович воевать пытается, – отозвался Смалец. – Но тоже ему не везет – от Чигирина отступился, Азов в прошлом году стольник Бологов не взял, а на стругах выйти в море побоялся – там османские галеры выход из Дона запирали. А татары стали набеги устраивать, под один из них мы с тобой и попали. А теперь война будет – турки в силе тяжкой под Очаковым собираются, и как только с поляками вдругорядь замирятся, то двинутся на Чигирин, в помощь гетману Дорошенко, а оттуда на Киев пойдут.
Юрий только головой потряс – настолько его удивил политический расклад, данный простым казаком…
Глава 13
«Все – моего терпения время истекает, твари проклятые, кровососы, вас всех как клопов поганых, давить надо без всякой жалости!»
На глаза навернулись слезы отчаяния, Юрий кое-как сглотнул вставший в горле комок. Никогда в жизни он не представлял, насколько тягостна рабская участь, зато теперь на собственной шкуре испытал все ее прелести, вбитые в спину плетью.
– Теперь я понимаю, почему казаки вас всех режут без разбора – вы такую кару заслужили целиком и полностью!
Галицкий под нос пробормотал слова ярости, страшась, что его кто-то подслушает. И стал припоминать прожитый месяц, представлявший собой одну тягучую черную полосу.
Их с Григорием продали еще на Перекопе, стоило вступить в «Большой город», обычное скопище мазанок под громким названием. Там двух «богомольцев» сразу же купил старый татарин, с бородавкой на носу, тремя козлиными волосками на подбородке и заячьими усами. И сразу же, хорошо привязав к повозке, неспешно погнали в далекий Кезлев. О наличии такого городка в Крыму Галицкий не имел ни малейшего понятия.
Смалец оживился, сказал только, что турки называют город Гезлевым, и бежать лучше всего оттуда. Пронырливый оказался казак, натянувший на себя личину простачка – через день уже знал, что попали они к татарину, что кочевал поблизости от города. По выжженной солнцем степи шли неделю, делая небольшие переходы и устраивая долгие стоянки у редких колодцев. Гнали скот – большую отару купленных у ногаев овец, и несколько быков из русских трофеев, дошедших до Крыма.
И после долгого перехода оказались, к величайшему удивлению Юрия, на месте, где в будущих временах должен был стоять город Евпатория! Вот такой оказался Кезлев!