Изгой
Шрифт:
– Не понял?
– В смысле – выглянет или нет.
– Ты про зиловского водилу?
– Да.
– Понял. А в чем фишка?
– Телефон у него остался, я не стал забирать. Замотал слабенько – освободится быстро. У него племяш сегодня дежурит в «Самообороне». Еще вопросы?
– Зачем, вообще, вся эта петрушка с водилой?!
– Сигнал «Самообороне». Мы там управимся за пять минут – что потом будем делать, ждать? Пусть бегом подскочат, пока мы разогретые, отработаем по-быстрому и свалим.
– Ага, понял. А ментам он не звякнет?
– Нет, это не тот случай. В первую очередь он будет звонить племяннику. Я эту публику знаю – родня у них на первом месте. На втором – деньги.
– Так... А почему нам не поехать с вами прямо сейчас? Пусть развязывается, звонит...
– А потому что если племяш окажется толковым, прежде чем подымать «Самооборону» – возьмет и звякнет в общагу. Атас, подъем, в ружье, на баррикады!
– Понял, – Руденко слегка порозовел. – Все понял...
Последний вопрос можно было бы и не задавать – для такого умника несложно было бы и самому додуматься, почему нужно делать именно так, как сказал Федя.
Да, не каждый день «Легион» участвует в таких акциях.
Волнуется комиссар.
И оттого соображает не столь быстро, как в обычное время.
Хе-хе... Не один я такой! Вроде бы мелочь, а приятно. Тем более я пока что в порядке, мыслю ясно и четко и в панику не впадаю.
– Ну все, хлопцы. С богом...
Заехав следом за «ЗИЛом» во двор общаги, мы встали слева от крыльца. Борман-Рома посунулись было наружу, Ленка их одернула:
– Сидеть! Сказано же было – «как выйду».
Федя разворачивал «ЗИЛ» кормой к крыльцу, Ленка осматривала камеру – как опытный солдат любимое оружие перед боем, юнги подпрыгивали на месте от нетерпения, желая поскорее ввинтиться в акцию...
А я привычно впал в ступор. Еще ничего не началось, не случилось, но мир, как обычно, вдарил по тормозам и все вокруг, что издавало звуки и двигалось, стало медленно плавать и басовито гудеть.
Да, я не оговорился – именно «привычно». В последнее время такое случается все чаще. И я потихоньку привыкаю к такому состоянию, я могу в таком состоянии работать! Сейчас я тоже не просто так сидел: между делом рассматривал крыльцо. Слева от него окно с решеткой, очевидно, вот эта самая дежурка. Окно отсвечивает, но, очевидно, сейчас на нас оттуда смотрит кто-то из кавказдючих ментов. А это само по себе небезопасно, потому что...
– Чего сидим? – тягуче напомнила Ленка. – Звони Сане!
Ах, да – точно. Работать я, конечно, могу, но соображаю не очень хорошо. Я слишком сосредоточен на себе, своих ощущениях, могу упустить кое-какие детали.
Я позвонил Руденко.
– Мы на месте.
– Понял. Едем.
– Не забудь, как будете подъезжать – Валере сигнал.
– Да, я все помню.
И я все помню – молодец я!
– Так, чтобы для тебя не было неожиданностью... – предупредила Ленка. – Я в курсе, что сказал Федя. Но, возможно, буду работать близко к массовке. Это чтоб ты был в курсе и не визжал в ухо, под руку не лез. Ты меня понял?
– Работай спокойно, – кивнул я. – Я прикрою.
– О как! Ты у нас сегодня рыцарь? Ну, спасибо.
– Не за что.
– Вот черт... Юнги – на месте. Мы с тобой – на выход!
Мы с Ленкой торопливо покинули салон.
Я думал, все будет мгновенно, как в кино: подлетели, лихой разворот, толпа высыпает из кузова и с криком «банзай» влетает в двери.
А тут все было медленно и печально, ну прямо как в моем организме во время пиковых ситуаций. Пока Федя выруливал, маневры крутил, на крылечко выполз заспанный джигит в милицейской форме: трет глаза, щурится от света, зевает...
На поясе – кобура.
Ну и что теперь?!
– Ты Ильяс? – очень кстати вспомнил я.
– Что?
Грузовик – военная сволочь, ревет как слон, не дай бог, перебудит всех джигитов в общаге!
– Ты Казбек?! – перекрикивая рокот грузовика, я на всякий случай поменял вариант.
– Казбек отдыхает после ночи! – милицейский джигит особо сладко зевнул и обозначил движение к двери. – Позвать?
– Да нет, сами справимся!
– А что привезли?
– Лекарство! – встряла Ленка.
– От чего?
– От варварства!
– Это что, типа новый грипп опять?
– Нет, это очень старый грипп! И очень тяжело лечится...
Ильяс не понял: пожал плечами и начал спускаться со ступенек.
Сейчас спустится и заглянет под тент – а до ствола ему дотянуться в десять раз быстрее, чем самый реактивный боец выпростается из затянутого кузова...
В этот момент Федя закончил парковаться: спрыгнул с подножки, мгновенно оценил ситуацию...
И, в два прыжка подскочив к крыльцу, с ходу пробил.
В тишине, секунду назад освободившейся от надсадного моторного рева, этот мясистый шлепок прозвучал особенно отчетливо:
– Бац!
Пробил душевно: Ильяс спиной вперед вернулся через три ступени к двери и рухнул как подкошенный.
– Забрать ствол с кобурой, – бросил Федя подскочившим юнгам. – Борман – первый боец огневой группы. Наручники с пояса – руки за спину, отнимите мобилу, если есть. Втащите потом в здание.
– Ясно, – Борман-Рома склонились над Ильясом.
– Бортовые – к машине! – негромко скомандовал Федя, обернувшись к грузовику. – Тент – борт – наблюдение – ждать команды. Андрюха, давай со мной...
И вошел в здание.
Андрей отстегнул край тента, выпуская из кузова двух бойцов, и последовал за Федей.
Борман надел на пояс портупею с кобурой. Юнги окольцевали Ильяса его же наручниками и потащили в здание.
Мы с Ленкой тоже решили войти.
Вернее, Ленка посунулась следом за большими мальчишками, а я, на ватных ногах, за ней – как привязанный. Деваться мне некуда, я за нее сегодня отвечаю...
Никто в нас не стрелял, даже табуретами не кидался, внутри было тихо и казенно, откуда-то с верхних этажей вовсю несло утренне-гастарбекским свежепасикантом.