Изгой
Шрифт:
Впереди, судя по смазанной картине запахов, кто-то большой и теплый поднялся с земли, двигается ему навстречу. От города за ним погоня. Неужели удалось так просчитать его действия, что даже засаду выставили в нужном месте?
Мелькнула паническая мысль, что стоило бы поднять шум, оказаться окруженным множеством людей, у которых в одной руке факел, в другой — меч. Город не так далек, на стене услышат, прибегут. Как хорошо бы почувствовать себя защищенным другими людьми... но как бы не получилось, что побегут, бросая как факелы, так и мечи! Даже самые бесстрашные бледнеют, когда сталкиваются с чем-то непонятным вроде магии...
Он отступил в темноту. Незнакомое существо почти неслышно пробежало
Незнакомец повалился на бок. Олег подхватил его и опустил на землю как можно тише. Вдруг над головой пронеслась тень, он ощутил движение воздуха на щеке. Почти сразу далеко в темноте раздался вопль:
— Я вижу его!..
Он упал, откатился в сторону, но над головой не просвистели ни стрелы, ни ножи. Прижался к земле, на фоне неба вдалеке двигались темные фигуры. Он неслышно пополз в другую сторону, вскоре наткнулся на россыпь камней, удвоил осторожность, но проклятые камни то и дело звякают, в ночи это разносится далеко, чересчур далеко.
Вскоре в его сторону бросились темные фигуры. Это проклятые развалины того древнего храма, наконец сообразил Олег, о котором Окоем говорил с такой злостью. Присел к земле, всматриваясь на фоне звездного неба в неясные тени. Дурак, тупица... Если в город чародеи сумели переправить двух-трёх полупрозрачников, то здесь его ждут десятка два агафирсов. Судя по голосам, это горцы из племени сосланидов, отважные и свирепые воины. Если бы не струсил, когда сломал шею последнему полупрозрачнику, на этом бы все и кончилось. Но он, дурак и трус, бежал в панике, на что Семеро... Шестеро то есть, и рассчитывали, зная его характер, а здесь уготовили засаду из самых крепких горных варваров...
Высоко в темном небе мелькнула, закрывая звезды, тень. Олег наконец все понял, сквозь зубы вырвался полустон-полурык стыда и унижения.
За каменной грядой раздался злобный хохот. Грубый голос проревел:
— Увидел?.. Так что не скроешься. Выползай, червяк... Все равно отыщем.
— Идите! — крикнул Олег в безотчетном порыве ярости. — И возьмите!
— Ого, какой храбрый червяк... Хорошо, идем... Глаза совсем привыкли к темноте, он различил, как там разделились две огромные тени, но это оказались не тени от деревьев, как он считал, а нечто огромное, шагающее в его сторону... Он похолодел, вспомнив, когда в последний раз видел подобных гигантов. Совсем недавно горные великаны, как и другие: кентавры, древолюди, подземный народ — надеялись, что Род отдаст им этот Мир. Как надеялись полупрозрачники, драконы и даже гномы. Но тогда они: Мрак, Таргитай и он, Олег, сумели... не совсем честно, правда, но что сделано, то сделано. В мире, где сила и натиск ценятся выше справедливости, они поступили верно. Да и какая справедливость когда речь идет о том, быть человечеству или не быть? Но вот теперь эти, обиженные, мстят... Как сумела их отыскать Хакама? Одна — вряд ли. Здесь поработал Ковакко, он знает пути, да и без других не обошлось...
Магия оставила их, всех Семерых, как всех колдунов и чародеев на свете, но в мире немало вещей, как сказал Окоем, что накопили эту магическую мощь. Это он пренебрегал ими, а Хакама и Ковакко искали исступленно собирали, накапливали, еще даже не зная, что глупая и позорная для чародеев страсть к вещам может пригодиться. И вот теперь он голый и безоружный, а они...
Он кривился от стыда и унижения, постанывал, полз, прижимаясь к земле и прячась за камнями, обламывая ногти, а они подходили со всех сторон уверенные, перекликались негромко, но тем зловещее грохочут и скрипят отодвигаемые ими глыбы.
— Вылезай! — приговаривал вполне человеческий голос. — Поговорим... Может быть, ты нас убедишь в своей правоте...
Голос звучал настолько ровно, что на миг в самом деле мелькнула сумасшедшая мысль. А что, если выйти? Если начнет говорить, то они будут отвечать, а там либо удастся их заговорить, переубедить, либо наконец-то услышат стражи на стенах, в ночи голоса разносятся далеко...
Камни затрещали совсем близко, шагах в трех. Звук был таков, словно край гранитной плиты застрял, но великан продолжал поднимать, плита лопнула с сухим треском, мелкие осколки камня со свистом пронеслись над головой.
Эти разговаривать не будут, мелькнула отчаянная мысль. Они посланы убить. И убьют сразу, как убивают насекомых.
Он рывком приник к земле, показалось, что в выси совсем близко пролетела проклятая сова. В щеку больно кольнул острый камешек. Издалека донесся вопль:
— Я его вижу!.. Он в самой середке!.. Идёте правильно!.. Сейчас его обнаружите!
Ярость и отчаяние скрутили его с такой силой, что в глазах помутилось. В щеку кольнуло острее, он прижимался к земле и прижимался, понимая, что надо бы вскочить, бежать, сопротивляться, нельзя же так, как овца... но тело расслабилось, растеклось, затем стегнуло такой острой болью, что он задохнулся, вскрикнул, запоздало понимая, что обнаруживает себя.
Темные фигуры выросли, казалось, со всех сторон. Заорали торжествующе, он видел, как к нему потянулись длинные узловатые руки... почему-то очень медленно, словно тянули за собой нити клея. Он наконец вскочил, метнулся инстинктивно вверх, его хватали, он вырывался, кричал, дрался, наконец-то обнаружив, что это вовсе не великаны, а обыкновенные люди, это в темноте все кажется крупнее и страшнее... голос его был хриплым и страшным, а потом внезапно все оказалось внизу.
Его взметнуло резко вверх, холодный воздух обрушился сверху, как падающий свод, а он проламывался через эту плотную стену. В сторону метнулось небольшое круглое тело с мелкими крыльями. Он инстинктивно щелкнул пастью, ощутил во рту теплое и солоноватое, во все стороны полетели перья.
Сова, мелькнула горячечная мысль. Та, через глаза которой следили за мной. А я, значит...
Глаза его уродливой головы снова оказались по бокам, неудобно... а с другой стороны, обзор больше. Сердце колотится отчаянно, во всем теле жар... который кажется таким естественным. Вряд ли рыба смогла бы летать, а он совсем не рыба... хотя и не совсем птица...
Поднимался все выше и выше, наконец растопырил крылья, застыл в воздухе. Его слегка покачивало, ночью воздушные потоки от земли намного слабее, он постоянно опускается, но с этой высоты мир с овчинку, всю Гелонию закроет одной растопыренной лапой... когти-то какие, когти!.. а сам город так и вовсе можно рассмотреть только как сверкающую во тьме искорку.
Его все еще трясло, но не было того дикого страха как тогда, в первые разы. Весь страх истратил, пока дрожал и прятался.
Здесь, наверху, он видел отчетливо свои лапы и крылья. Здесь почти день, из-за горизонта бьют оранжевые лучи, оттуда из-за края вот-вот начнет высовываться этот оранжевый слепящий шар, но внизу черно, там глубокая ночь, там еще не зрят этого великолепия...
Он сложил крылья, воздух засвистел, чернота медлен-но разрасталась, расступалась в стороны, а оранжевые лучи втянулись обратно за край неба, как рожки пугли-вого равлика. Да, внизу ночь, это он поднялся слишком высоко и успел заглянуть в будущий день!