Измена. Её выбор
Шрифт:
— Ужин? — спрашиваю Глеба, надеясь, что он откажется.
Потому что мне надо уложить этот новый для меня баланс в картинку моего мира и Криса как-то туда упаковать. И чует моё сердце, что эту самую картинку надо менять к чертям собачьим.
— Не-а, — к моему удовольствию отвечает Глеб, — я не голодный. Я спать.
«Ну да, ну да, — думаю я, сама себе улыбаясь, — Спать он пошел, как же. Снова будет с Дарьей полночи переписываться».
Киваю в ответ и тоже иду в спальню. Нет, всё же картинку мира надо сносить к чертям. И открывать саму себя навстречу новому миру. Начинать новую чистую главу.
Ведь всё, чего я хочу на это Рождество, это чтобы каким-то сумасшедшим чудом оказался за моей дверью, Кристофер Хиддлстон!
Если там кто-то сейчас на небе слышит меня, пусть он будет в моей жизни снова, пожалуйста!
***
Мне сниться в эту ночь очень приятный сон.
Огонь пляшет в камине, на широкой каминной полке стоит тайная мечта моего детства, мысли о которой сразу настраивают на особый, праздничный настрой — каруселька со свечами и колокольчиками. А рядом, оборачивая собой, своим мягким, теплым объятием, шепчет мне на ухо «С Рождеством, любимая» самый лучший мужчина во всей моей Вселенной. А его губы мягко касаются моего виска, даря мне легкий невесомый поцелуй.
И меня прошибает током от этой простой ласки. И я придвигаюсь ближе, тянусь вся к нему.
— Поцелуй меня, Крис, — шепчу, едва слышно, тая от нежности. Объятия твердеют, становятся крепче.
— Как пожелает моя леди», — слышится горячим шепотом ответ Криса…
И я просыпаюсь. За окном крупными хлопьями падает снег. И стоит такая сумасшедшая тишина, которая, наверное, бывает только в канун Рождества. А на подоконнике, прошибая меня в какой-то экзистенциальный трепет, крутится рождественская каруселька. Со свечами и колокольчиками. Отблеск свечей в мягком кружении снега и оконном стекле — словно сбывшаяся мечта из моего далекого детства.
И оттуда же это ожидание праздника. А из всего этого волшебства твердая уверенность, над которой теперь нет надобности думать — Крис не просто поселился в моем сне, он пришел в мою Вселенную. Внутри меня будто зажигается одна из этих изящных белых свечей.
— Мам! — Глеб в несвойственной себе манере врывается в мою спальню и плюхается поверх оделяла. — Тебе привет! Ты не спишь уже?
— Не сплю, — пользуясь моментом приобнимаю сына, и он, что опять же совершенно не свойственно ему уже года три, не уворачивается, утыкается острым своим подбородком мне в плечо. — Отличный привет. От Криса? — Спрашиваю я у сына, кивая в строну карусельки.
А Глеб в ответ широко улыбается.
— Ага. Он знал, что тебе понравится.
— И ты его впустил? — притворно хмурю брови, потому что, ну, мне надо понимать уровень доверия Глеба к Хиддлстону.
— Ну маа, — слегка выпрямляясь, тянет сын, — Крис попросил помочь сделать тебе сюрприз. Он не похож на какого-то там придурка, честно!
Верю, Глеб, верю. Разгоняю хмурь из своего взгляда, смотрю на сына со всей своей нежностью.
Что же ты делаешь со мной, Крис? Что делаешь с нами?
— Тут кроме привета, — подбоченясь и явно выполняя возложенную на него миссию, прерывает мои размышления Глеб, — и приглашение еще на ужин сегодня.
— Сегодня? — вскакиваю я, глядя сначала на часы, потом на сынулю.
— Одиннадцать, — ухмыляется тот и сразу же предупреждает мои трепыхания. — Я уже завтракал, с Крисом. И да он действительно любит чай с молоком!
— Это все хорошо, — перебиваю я сына, — но мне надо успеть столько всего до вчера.
И прежде всего найти где-то в глубине этого разливающегося внутри меня уютного тепла хоть какой-то баланс. Спасибо, тебе Вселенная за все твои подарки мне, но можно, пожалуйста, дать мне несколько минут на выдох?
Глава 12. Он просто хочет наконец-то с тобой переспать...
Хочется забиться в самый дальний угол. И чтобы сердце моё угомонилось, перестало трепыхаться, остановило свой бешенный, нервный бой. Потому что хватит, потому что боюсь, если оно будет биться и дальше так рвано, то я забуду эту ночь. А я не хочу, как бы глупо это не звучало! Я хочу унести с собой дальше эту ночь. Хочу носить её с собой отныне и навсегда! И, когда мне в жизни будет паршиво, доставать её из своей памяти. Эту удивительную ночь!
Разве я жалею о ней? О том, что мы делали, как мы делали? О том, каким нежным был Крис, как он открывал меня себе и мне самой? Нет. Не жалею. Хотела бы я еще раз провести с ним ночь, спать и проснуться с ним рядом? Хотела бы! Только без этого всего, потом, утром. Я понимаю — это детский сад.
Моя реакция, желание спрятаться ото всех. А мне сейчас надо собрать все свои мысли в кучу — и как-то идти дальше.
Нет, ночь Сочельника не вызвала у меня никаких сомнений, она никак не поколебала мое ощущение праздника и счастливое, до дурости, ощущение свободы. Но за все нужно платить, и вот это, то, что я смотрю на телефонную трубку будто на змею — моя плата.
Но я хочу, очень хочу немного отсрочить ее. Кладу телефон на тумбочку у кровати, ложусь, раскинув руки. Прислушиваюсь. В комнате Глеба тихо, сын отсыпается. Кидаю взгляд на туалетный столик. Бархатная коробочка цвета шалфея ждет, что я открою ее и унесу с собой её содержимое, как собираюсь унести ночь с тем, кто мне её подарил сегодня. Рядом с ней обратные билеты. Первый класс, все дела…
Интересно, смогу я их поменять и улететь отсюда уже сегодня вечером? Интересно, я сойду с ума от того, что только несколько часов отделяют это мое решение от момента полного, переполняющего меня счастья?
***
Вчера, как только Глеб озвучил мне приглашение от Криса, я сразу занялась сборами. Отчего-то мне хотелось выглядеть именно идеально, для него.
А мой сын сразу заявил, что ни на какие такие ужины он ехать не собирается, что родители Дарьи пригласили его на весь вечер к себе и что возможно он там и заночует.
И меня тронуло то доверие, которое испытывают к моему сыну родители его подруги и я согласилась. В семь вечера я получила сообщение от Хиддлстона. Он уже ждал меня у отеля — и я поспешила к нему. Глеб к тому времени уже умчался и оценить мой наряд — белую рубашку оверсайз, джинсы и кеды — было некому.