Измена. Мой непрощённый
Шрифт:
Я пыхчу, перебираю ногами в попытках быть вровень с подругой. Бежим. В этот раз в помещении зала. В связи с тем, что зима, я решила испробовать на себе всю прелесть её «АтмосфЭры». Спортклуба, которым Машка гордится больше, чем своими детьми.
На мониторе компьютер рисует мне трассу. Подъём. И дорожка вздымается, формируя уклон. Я хватаюсь за поручни! В парке было значительно проще бежать.
А ещё там не было так людно. Там, в окружении дикой природы, мы с Машкой бежали вдвоём. А здесь,
Одинокие дамы за сорок сгоняют жиры под надзором красавчиков-тренеров. Машка поведала мне, что по такой «индивидуальной программе» занимаются в основном одинокие женщины.
— А мы не такие? — спросила я, глядя на задницу тренера. И про себя отмечая — у Вити не хуже!
— Ещё чего! — фыркнула Машка.
У неё теперь есть мой Эльдар. Точнее, не мой! Он теперь вроде как Машкин. Отчасти.
Мне хочется слышать подробности. Хотя подруга стесняется ими делиться со мной.
— Вы уже спали? — интересуюсь я. Точно, как Машка сама, ещё летом пытала меня: «Вы уже?».
— Нет, — вздыхает подруга. Что так ей несвойственно!
Машка из тех, кто считает «тест-драйв» обязательной частью проверки. К чему расходовать ценное время, если вы антиподы в постельных делах?
— А чего? — хмурюсь я, продолжая идти.
Машка, взяв полотенце, на ходу вытирает вспотевшую шею. Ей идёт быть вспотевшей! Капельки, точно дождинки, блестят на плечах.
— Он такой… Как бы это сказать? Целомудренный что ли.
Я усмехаюсь:
— У него сын, если ты не забыла! Значит, он уже не девственник.
— Да я не об этом! — возражает подруга, — Он меня даже ещё не касался. Всё говорит-говорит.
— И о чём? — хмурюсь я.
— О созвездиях, книгах… ежах, — улыбается Машка. Так странно и мило! Как будто открыла незримую дверь.
— Он говорил, что ежи имеют…
— Десять тысяч колючек? — подхватив, Машка тихо смеётся, — Говорил! А ещё говорил, что моё имя с древнееврейского переводится, как «госпожа». И правильно будет Мириам. Поняла? Так меня теперь зови!
Она, горделиво пришпорив, продолжает «идти на рекорд».
— Ага, ещё чего! — язвительно фыркаю я.
И вспоминаю, как тот же Эльдар мне сказал по поводу имени «Настя». Что оно носит греческий корень. И значит буквально «вернуться к жизни», «воскреснуть». Что кажется мне символичным!
Ведь именно это со мной происходит сейчас. Я умерла, а теперь возрождаюсь с нуля. И в моё возрождение к жизни Эльдар внёс значительный вклад.
— Это всё хорошо, но что у вас с ним на личном? Когда ты опробуешь в деле его… агрегат? — я зазывно моргаю.
А Машка глядит на меня, как на дуру:
— Насть, у тебя на уме один секс!
— У меня? — удивляюсь, и тут же беру под контроль свой позыв.
Да, я в последнее время сама поражаюсь тому, что со мной происходит. Смотрю откровенные фильмы. Купила в отделе у Нины бельё. Красивое, ужас! Порочное, жуть!
Даже хозяйка одобрила выбор.
— Боди для смелых, — кивнула она. И, вдобавок к нему, подарила чулки.
Я надела всё это под свой повседневный наряд. Обычное платье из плотной акриловой нити. «Рейтузы» под низ. Которые тут же сняла! Попросив отвернуться того, кому предназначен был весь этот образ.
Витя спорить не стал. И ждал терпеливо, пока я разденусь до самых низов. Боди с просветом в районе грудей, и тонкой ниточкой сзади, облегало мой трепетный стан.
— Ох*еть, — обронил он, и тут же смутился, зажав рот рукой.
Я тоже смутилась. Прикрыла ладонями грудь:
— Так ужасно?
Витя сглотнул, подошёл. И убрал мои руки по швам.
— Я боюсь, что порву это всё на тебе, — прошептал хриплым голосом.
Я задышала порывисто. Отчего грудь в окружении шёлка задвигалась. А Витин взгляд, к ней прикованный, стал буквально темнеть на глазах.
— Рви, — отозвалась, отчаянным жаждущим тоном.
— Ррррр! — взвился он.
Словно зверь подхватил, и упал со мной вместе на мягкий диван. Тот громко крякнул и ножки разъехались. Я завизжала, хватаясь за Витю! А он удержал на весу нас обоих.
Я казалась себе невесомой с ним рядом. Такой молодой и безбашенной! Забывая, что мне в мае сорок. А дома ждут двое детей…
— Ну, всё! — яростно выдохнул он, — Покупаю кровать!
«Интересно, купил, или нет», — думаю я, загребая ногами.
— Насть, ну ты где? — злится Машка.
— А? — возвращаюсь на землю. Смотрю на неё.
Подруга растерянно щупает лоб:
— Скажи мне, я выгляжу плохо?
— С чего ты взяла? — возражаю я всем своим видом.
Машка, глядя вокруг, поправляет своё декольте:
— Эльдар говорит, что я для него не гожусь.
— Что, прям вот так и сказал? — уточняю с сомнением.
— Ну, не совсем, — отвечает она, — Говорит, что моя красота равносильна картинам Ван Гога. В то время, как он тяготеет к эстетике классицизма.
Её голос становится очень похож на учительский. А лицо с выражением «синий чулок», завершает картину. Я смеюсь, незаметно съезжая с дорожки. С трудом удержавшись, давлю на педаль.
— Чё ты ржёшь? — возмущается Машка, — Влюбила в себя мужика! Ему теперь другие бабы по боку.
— Я? — изображаю недоумение.
А внутри неожиданной болью звучит его фраза: «Я хочу, чтобы ты улыбалась».
«Я улыбаюсь, Эльдар! Улыбаюсь», — мысленно шлю ему свой запоздалый ответ. И тут же думаю… Вот, значит, что за стилистику он мне присвоил? Классицизм — это я?