Измена. Я от тебя ухожу
Шрифт:
– Так… С настроением у тебя не очень, – озвучила очевидное тётя Алика.
Она устроилась за столом, велела:
– Наливай чай! Пирожные к чёрту! И рассказывай, что же у тебя такого стряслось.
Я вздохнула. Короткий взгляд на мать дал понять – ей или плевать на то, что я сейчас скажу, или она сделает всё, чтобы я укрепилась в этом знании.
Поставив кружки перед Аликой и мамой, я присела рядом с ними и проговорила:
– Сегодня я попала в аварию.
Глаза тёти и матери округлились, на что я поспешно отреагировала:
– Всё
Тишину, что воцарилась, когда я сказала главное, можно было резать ножом. Я и сама понимала, насколько ужасно прозвучало то, что я озвучила. Но мне нечего было присовокупить к сказанному. И нечего было сказать маме, чтобы она перестала пялиться на меня так, словно видела впервые в жизни.
– У Миши… есть любовница? – вскинув брови, вопросила она так, как будто в этот самый момент уже мысленно наклеила мне на лоб клеймо «идиотка».
Я взяла паузу на то, чтобы перевести дух.
«Мишенька просто чудо. Тебе нужно сделать всё, чтобы он остался рядом».
«Ты постирала свитер Мише? Он говорил, что ему важно быть на семейном празднике именно в этом свитере!»
«Надя сказала, что вы с Мишенькой поругались. Какая кошка между вами пробежала? Ты что, с ума сошла, Тоня? Кто ты без Миши?»
В голове всплывали фразы матери, что она раз за разом выдавала на протяжении всей моей жизни, давая понять, что без Миши я для неё лишь какое-то приложение к тому, что гордо называется человеком. Вот только я сама так не считала и готова была биться за это до последнего вздоха.
– Да, мама, представь себе. У твоего идеального зятя, которому, по твоим словам, можно земные поклоны бить за то, что он взял в жёны твою дочь, есть любовница.
Я откинулась на спинку стула и сложила руки на груди. Переглянулась с Аликой, увидела в её глазах поддержку, что придало мне дополнительных сил.
– Думаешь, мне стоит и дальше играть роль всепрощающей жены? Или всё же стоит вспомнить о собственном достоинстве? – с вызовом спросила у матери и замолчала, ожидая её ответа.
Она фыркнула и вскочила на ноги. Ну, конечно! Посягнули на святое. Отошла на пару шагов и скопировала мой жест – точно так же закрывшись.
– Ты так говоришь, будто бы Миша только и делал, что ошибался, и что его постоянно нужно было за что-то прощать. Да, по молодости я помню его закидоны. Но ты представь – молоденький мальчик, а на него упала беременная баба!
– Алин… подбирай слова, – это уже вступила тётя. – Не баба, а семнадцатилетняя девочка. И беременной её сделал ни кто иной, как сам Михаил.
Пока я подбирала слова, чтобы одной фразой, которая вертелась на языке, не завершить наши материнско-дочерние отношения, Алика озвучила ровно то, что я и сама бы сказала, если бы не была сейчас настолько заведена.
– Можно было сделать аборт. Я предлагала, – передёрнув плечами, не осталась в долгу мать.
– О, отлично! Мы с Мишей, конечно, скрывали от Нади тот факт, что ты пыталась нас заставить пойти на убийство собственного ребёнка, но теперь, когда она вернётся из школы, ты ей об этом сама скажешь, идёт?
Перед мысленным взором, словно наяву, появились картинки прошлого. Как я, семнадцатилетняя девчонка, узнала о беременности, и то, каким скандалом это всё обернулось. Мама разве что адреса клиник, где мне «должны были помочь», по всему дому тогда не развесила, настолько остро восприняла факт того, что скоро станет бабушкой.
А сейчас она души в Наде не чаяла, равно как и старшая дочка – в ней. Так что моё предложение било по самым чувствительным точкам маминой души.
– Я пойду к Лизе, – буркнула она, направившись к выходу из кухни. – Но тебе мой совет, Тоня, не руби с плеча. Наиграется Миша и к тебе вернётся. Ну ребёнок на стороне, подумаешь. Но ты-то женой останешься. При мужике хорошем. Ты – главная, запомни это. А там, – она неопределённо махнула рукой, – у него хоть целый детский сад может быть, ерунда это всё. Или ты в счастливых дурных фантазиях пребывала, что каждый мужик женатый хоть раз не покобелился?
Вновь фыркнув, она поспешно ретировалась из кухни, потому что меня опять начали посещать мысли о том, как швырнуть что поувесистее, на этот раз – подумать только! – в собственную мать.
Мы с Аликой остались вдвоём. Тётя смотрела на меня со смесью сочувствия и горечи. А ещё в её взгляде сквозило восхищение. Вот только сама я этого чувства по отношению к себе не испытывала. Ощущала себя той самой старухой, оставшейся возле разбитого корыта. Ругала себя за ассоциацию, но всё равно никак не могла избавиться от того, что сейчас почти что физически давило на плечи.
– Знаю, что тебе можно сказать всё и быть уверенной в том, что ты меня никому не сдашь, – проговорила тихо, прислушавшись и убедившись в том, что мама и Лиза заняты какой-то беседой.
Наверняка не об измене Миши – в этом я не сомневалась.
– Что-то ещё случилось? – нахмурилась Алика, подаваясь ко мне. – Ты прости, Тось, что я ничего не говорю. У меня слов никаких нет попросту. Но ты верно понимаешь – я на твоей стороне целиком.
С благодарностью я улыбнулась тёте и призналась в том, что пока собиралась держать в тайне ото всех, кроме Алики:
– Я беременна. От Миши. Только сегодня узнала наверняка. Вот такие дела.
– О, Господи! – выдохнула тётя и прикрыла рот ладонью. – Счастливый отец, я так понимаю, не в курсе? – спросила она, отняв руку от лица.
– Нет, только я и вот теперь ты. И говорить я ему не стану. Пока не решила, что делать с этой беременностью.
Я произнесла эти слова тихим голосом. Почувствовала болезненный укол в сердце. Никогда не задумывалась о том, могут ли чувствовать дети на таком сроке, что их не хотят? Но у меня пока не было чёткого понимания, как всё будет происходить дальше и с какими потерями я выберусь из того, что устроил Миша.