Измена. Яд твоей "любви"
Шрифт:
– Ты не думай, просто так ты от меня не избавишься. Я все равно с тобой жить буду, даже когда ты замуж выйдешь, мам, – хитро подмигнул мне мой «маленький зайчик».
Мне осталось только грустно рассмеяться.
Никогда.
Замуж я не выйду никогда.
Глава 26: Прощания, прощение и новые горизонты
«Нить в прошлое порву, и дальше — будь, что будет
Из монотонных будней я тихо уплыву
На маленьком плоту, лишь в дом проникнет полночь
Мир, новых
Ю. Лоза «Плот»
Свернувшись в клубочек на диване в гостиной наших с сыном апартов, я рыдала.
Горько, безнадёжно, до опухшего лица и икоты. Переживая и перебирая в памяти все маленькие бусинки ярких и острых воспоминаний о прошедших годах, и счастье, которое в них было. А вокруг витал фантомный запах гари, разложения и медикаментов, который преследовал меня с тех пор, как я пришла в себя после наркоза.
И что с этим делать, я пока даже не представляла.
Я так устала.
Так устала быть сильной, справляться с трудностями, обходить препятствия на пути. Так устала лавировать, выгадывать, принимать решения, которые устроят всех. Жить ради максимально возможной выгоды для окружающих и, как сейчас видно, минимальной – для меня.
С утра Кир умчался на первые организационные сборы в свою школу дорогую, а я метнулась в родной институт.
И тут вроде как более, чем успешно и удачно посетила альма-матер, но по возвращении, ассоциативная связка «институт – Зарецкие» вновь сработала.
И вот теперь я обливаюсь слезами и соплями на диване в съемной квартире. К счастью, могу спокойно делать это ещё час, а потом надо будет брать себя в руки, умываться, выпить успокоительных капель и не пугать ребёнка.
А сейчас я могу горевать и выть, оплакивая потерю своего малыша, своего первенца.
В одиночестве.
Надо.
Надо позволить себе выплеснуть все эти чувства и переживания, слишком долго я их копила внутри.
Пора.
Проговаривая тихо: «Моего малыша больше нет», я рыдаю и хриплю от нахлынувших обиды, горечи, разочарования и огромного чувства потери.
Боль в груди такая, что дышать трудно.
Я одна.
Совсем одна с этими горем, обидой и яростью.
Потому что я не просто потеряла ребенка, о котором только узнала, но уже успела полюбить, нет. Я потеряла целый мир. Мир, что вращался вокруг его отца. Мир, где мне счастливо, спокойно и безопасно жилось.
Мир, который был у нас.
А теперь его нет.
И нас нет.
В очередной раз всхлипнув от вселенской несправедливости, усмехнулась и припомнила, как меня страшно злила в детстве Лидка, которая постоянно, на мои обоснованные обиды и претензии, говорила: «Привыкай, жизнь вообще несправедлива!».
Спасибо, теперь уж я точно этого не забуду.
Как всегда, после мыслей о сестре, плакать расхотелось, и я потопала в душ, а приведя себя
Сын ввалился в апарты увешанный пакетами и с букетом в зубах.
– Мам, это тебе. Ты – лучшая, – бело-розовые хризантемы перекочевали ко мне с порога. Сам же герой, сбросив кроссовки, потащил на кухню свою добычу.
– Ты не волнуйся, тут нам на пару дней хватит, а потом съездим в магаз, и уже сама выберешь чего надо, – бурчал ребенок, быстро выгружая в холодильник колбасу, яйца, молоко и сыр, а хлеб, макароны, кофе, чай и сахар распихивая по шкафчикам.
Погладив добытчика по голове, отправила привести себя в порядок перед ужином.
А сама стояла посреди кухни и впитывала неожиданное, новое и просто невероятное ощущение тепла. И внимания. Это так удивительно: сегодня впервые в моей взрослой жизни мужчина сам позаботился о покупках для дома.
– М-м-м, у тебя, как всегда, вкусняшки. Ты идеальная, знаешь, – Кирюша довольно улыбался, ел быстро, но жевал хорошо, славься, Джей.
Похихикала, наливая чай, а ребенок уточнил:
– Сама чего не ешь?
Вот могут мужики замечать такие вещи.
Могут. Когда хотят.
– Я напробовалась в процессе готовки, – погладила крошечку по голове и положила ему еще порцию запеченной грудки с овощами.
Прелесть моя слопала все, что предложили, затем отвалилась на спинку дивана, прихватила чашку с куском пастилы и повелела:
– Давай рассказывай, как сходила. У меня все в норме и по плану. Так что не волнуйся.
И такой он был классный, милый, домашний, что я чуть не разрыдалась.
Мой маленький мамонтенок. Мы с ним в его детстве дружно плакали, когда смотрели этот мультик, да. А потом он рос, рос и однажды сказал:
– Все, я тебя нашел, мама.
А я обняла его тогда и ответила:
– Ты же слоненок. Только в шубе.
И с тех пор мамин мамонтенок, несмотря на непоседливый, вредный и весьма активный характер, всегда оставался рядом, дарил тепло и радость. Был тем ребенком, о котором можно только мечтать.
Хмыкнула, подумав, что Лидке нужно будет спасибо сказать. И ощутила странное такое облегчение оттого, что ненависть и злость к ней будто бы покинули меня, и дышать стало легче.
А потом принялась рассказывать, как прошел визит.
Получилось занятно, как всегда.
– Нонна, какая радость! Конечно, милая, мы всегда ждём тебя, – по телефону прощебетала мне секретарь родной кафедры.
Ну, я и поехала. Хоть что-то хорошее же должно быть в жизни, кроме вина и шоколада? Тем более их мне пока нельзя.
Всеволод Кириллович, все такой же бодрый, как на защите моей кандидатской, внимательно выслушал мое сумбурное повествование, скупо улыбнулся, похлопал по руке: